Выбрать главу

Этой картины, не только живой, но и писаной, не найдешь даже и в Москве, где некогда, по татарскому обычаю, купцы держали при себе таких сидельцев, которые тянули покупщиков к лавке за ворот.

Но мы еще не кончили описания корчмы. Рядом с приемной меблированной комнатой лежит небольшая штуба хозяйская; здесь две кровати, подле окна стол, в углу печка, подле печки лавка, в другом углу шкаф с посудою, по стенам полки с горшками и плошками. Под заскорузлыми перинами ложе Рифки и Пейсы с братьями и сестрами; на печке ложе старой жидовки, а на лавке наймочки.

Все остальное протяжение корчмы, от улицы до переулка, разделяется на отделения для заезжих – вход прямо со двора; каждое отделение разделено надвое печкой, которая таким образом и составляет стену, или перегородку, очень удобную для топки камышом и бурьяном. Втащат несколько связок длинного камышу, разложат в грубе огонек [5], воткнут один конец связки, камыш вспыхнет, затрещит, и по мере того, как огонь пожирает, камыш вдвигается в печь. Проглотив связок десять камышу, груба раскалится как нельзя лучше, и вы до самого вечера имеете полное право жаловаться на нестерпимый жар, духоту и в случае слабой головы на угар; а ввечеру можете снова топить или почивать в прохладной комнате.

На дворе корчмы постоянное месиво грязи; это в одно и то же время и конюшня, и сарай, и хлев, и курятник, и помойная яма.

Город – не столица обширного размера, и потому экипажи – лишняя вещь; можно, не уставая, ходить из конца в конец пешком; по сторонам улиц грязь не так глубока, и всегда есть, вместо тротуара, пробитая тропинка; но если вы – смелый кавалерист, то можете оседлать какого-нибудь жида и переехать на нем чрез топь. Впрочем, в каждой корчме можно нанять пару кляч в бричке с дышлом, и какой-нибудь Шлёмка довезет вас и на бал и с балу.

Жидовское местечко – удивительная вещь: это шайка, но не разбойников и не воров. В этом случае каждый жид честен как черт: как черт не убьет, не украдет, но как черт – обманет, проведет, надует, обморочит, соблазнит, раззадорит, и вы почувствуете какую-то тяжесть в кармане и выбросите из него все деньги жиду за дрянь, как черту душу за земные наслаждения.

Кто не живал посреди израиля, тот не понимает достоинства картин жидовской школы.

Вот на лавочке у ворот одной корчмы сидит офицер, в шинели и фуражке; что-то очень смутен; облокотясь на колени, он запустил руки в густые кудри и, как будто насильно похилив голову книзу, заставил ее устремить глаза в землю. Сидит и молчит, не смотрит даже на Пейсу, которая, накинув капотик на одно плечо, стоит подле.

– Вы сердитые такие, не хотите говорить, – сказала она ему с участием.

Офицер молчит.

– Знаю я: пан Желыньски обыграл вас; сказала я, что не играйте с паном.

– Да поди прочь, пожалуйста!

– Зачем пойду прочь? я хочу здесь стоять.

– Ну, стой, да молчи.

– Я только жалею вас, больше ничего; а вы сердитесь.

– Ах ты, Песька! ну, поди сюда!

– Как это можно!

– Ну, поди прочь!

– Где тут квартирная комиссия? – крикнул улан, подъезжая к соседней корчме.

– Улан! какого полка? – спросил офицер.

– Татарского уланского, ваше благородие, ремонтной команды.

– Кто офицер?

– Поручик Дмитрицкий; вот не допрошусь, где квартирная комиссия: заготовить надо квартиру его благородию.

– Пустяки, брат; здесь и в месяц не добьешься порядочной квартиры; а твой офицер, верно, не остановится в мурье.

– Как можно, ваше благородие; он приказал, если не отведут хорошей квартиры, так нанять.

– Так нечего и хлопотать, вот здесь есть квартира, лучше и не найдешь.

– Поди посмотри, прекрасная, меблированная, с зеркалами комната, – сказала Пейса.

– Да уж, верно, понравится его благородию, – сказал улан, посматривая на Пейсу, – так я поеду, буду ждать его у заставы.

– Веди прямо сюда; да постой, служивый, ты посмотри, ты увидишь, какая прекрасная квартира, мы за постой дешево берем.

– Ну, посмотрю, – сказал улан, въезжая на двор и слезая с коня.

– Видишь, какая квартира для твоего офицера?

– Славная, славная!

– На-ко, выпей с дороги.

– И квартира славная и хозяйка славная!… а уж мой офицер такой, что и квартиру ему подай славную и хозяйку славную… ох, да и водка какая славная!…спасибо!

– Если понравилась, так выпей еще… Смотри же, прямо к нам веди, не слушай других…

– Небойсь; да закусить, брат жидовочка, дай чем-нибудь.

– Сейчас, сейчас; вот два бублика.

– Довольно одного. Так прощайте же покуда.

– Офицер твой любит играть, может быть, в карты, так мы ломберный стол поставим, – сказала Пейса.

вернуться

[5] Грубой, или грубкой, называлась печь для комнатного отопления в отличие от кухонной печи дли стряпни.