Миртана медленно оправлялась от полученных ран. Пшеница росла на полях, были проложены новые торговые маршруты. И только Барьер напоминал о войне.
А затем пришли орки. Как ураган пронеслись они по земле Миртаны, уничтожая армию за армией и каждого, кто пытался им противостоять. Робар II призвал всех, кто был способен носить оружие, в свою последнюю армию и отправил ее на защиту границ. И каторжники Миртаны платили за это высокую цену, и каждый, кто был повинен в преступлении, неважно сколь серьезным оно было, искупал свою вину в железных рудниках Хориниса. Огонь плавильных печей горел все дни напролет, молоты кузнецов стучали по наковальням изо дня в день»…
Конец фразы невидимого рассказчика потонул в потоки боли, что пришла из области страдающего ишемией и еще, черт знает чем, сердца. Закупоренные сосуды перестали подавать кровь к мышечной ткани сердца, так называемому миокарду, резкий приступ удушья заставил мою руку выронить пончик и потянуться к левому карману пиджака — там находилась коробочка с капсулами нитроглицерина. Словно в тумане, я вдруг увидел несущиеся навстречу моему лицу клавиши клавиатуры. Затем слово из пробела и букв «с, м, и, т, ь» тупо стукнуло меня по лбу.
«Какой, к дьяволу «Смить?» — подумал я последним усилием воли, — «эта фамилия пишется без мягкого знака и на русский язык переводится, как «кузнец». Итак, этот «кузнец» вышиб дух из моего бренного тела и отправил его в путешествие по эфиру.
Толстая рожа оператора, разломав дешевенькую китайскую клавиатуру надвое, уткнулась в столешницу. Из легких с надрывным хрипом вышел последний воздух, показалось, что мертвец как бы всхлипнул. Ярко светящийся экран монитора, на котором начало разворачиваться действие, осветил блестящую от пота лысину и одиноко лежащий слева от клавиатуры пончик — любимое лакомство покойного Мартина.
Сознание вернулось ко мне в образе двух здоровенных бугаев, крепко сжимающих меня за предплечья. Бугаи были одеты в невообразимо кричащие одежды цвета хаки с непонятным темно-серым отливом. Брюки я рассмотреть не успел, так как мое внимание привлекло бормотание субъекта неизвестной половой принадлежности, напялившего для себя смеху ради долгополый охабень[4] времен Ивана Грозного и столь же нелепую шапку, отороченную волчьим мехом. Поскольку я только-только обрел способность осмысленного озирания по сторонам, то на бормотание субъекта в желтых шмотках не обратил никакого внимания. А зря! Потому что на помощь субъекту подскочил другой — в темно-красной сутане (точь в точь, как у кардинала) и принялся пихать мне в руки холщовый сверток небольшого размера.
Я ничегошеньки не понял, но на всякий случай попросил красного заткнуть пасть желтому (от его пидерского голоса у меня начали образовываться в ушах пробки) и согласился взять свиток.
— Верховному магу круга огня! — повторил мой неведомый визави и махнул рукой бугаям.
Те повели широкими плечами, и я почувствовал, что лечу. Лечу со скалы, на которой располагалось лобное место, через противный синий туман куда-то вниз — где определенно блестела вода. Успев еще раз прокрутить в мозгу свою короткую жизнь, я шлепнулся в воду и снова потерял сознание. Но ненадолго, потому что в следующий миг обнаружил себя выгребающим к небольшому дощатому настилу. Из последних сил я подгреб к мосткам и оперся на них, с трудом переводя дыхание. Тут на чело мое упала тень. Я задрал голову — надо мной склонился бледнолицый (не европеец, нет, ха-ха), ширококостный мужик.
— Добро пожаловать! — саркастически ухмыльнулся он и двинул мне своим громадным кулаком в ухо.
Честно говоря, мне уже успело порядком поднадоесть это мигрирование между «тем» и «этим» светом, поэтому, придя в себя на этот раз, я не открыл глаза и затаился.
— А ну, отвалите от него! — раздался чей-то зычный голос.
Пожелавший мне изрядный welcome что-то пробубнил, типа «он первый начал», но больше меня никто не трогал. Словно стадо першеронов пронеслось по мостовой — дощатый настил застонал в последний раз, и все вокруг затихло. Глаза я пока открывать не решился.
— А ну, вставай! — приказал мне голос.
Делать нечего, уж если местные бугаи его слушаются, то мне сам бог велел. Послушаем, что скажет мой неизвестный спаситель. Заодно и разузнать у него мои нынешние координаты можно — не будучи абсолютным идиотом я понял, что парочка Пространство-Время сыграла со мной какую-то шутку. Понял я также, что в своем мире я умер от сердечного приступа (ну, от инфаркта!), а возродился, похоже, в средневековье. Медленно, как бы опасаясь ослепнуть, я открыл глаза и ухватился за протянутую руку, на которую ее обладатель напялил перчатку из очень толстой кожи, весьма похожую на перчатки стрелков из лука, которые я видел как-то в «Спорттоварах».
4
Охабень — старинный русский широкий кафтан с четырехугольным отложным воротником и длинными прямыми, часто откидными рукавами.