Если синтезировать наиболее типичные из предлагавшихся теоретических моделей перехода к государству в древнем Египте [см., например: Krzyzaniak 1977, р. 168–169; Wilson 1965, р. 31], то существующее представление о механизме этого процесса в общем виде можно обрисовать следующим образом. Расселение людей в чрезвычайно плодородной аллювиальной долине Нила способствовало их сравнительно быстрой переориентации с собирательства на производство пищи; производящее хозяйство даже на уровне примитивного пойменного земледелия обусловило устойчивый демографический рост; увеличение численности населения создало потребность в дополнительных землях; обживание и освоение все новых земельных угодий в дикой речной пойме было сопряжено с развитием средств ирригации; возникновение и постепенное расширение сферы ирригационного земледелия сопровождалось повышением урожаев и появлением прибавочного продукта, что благоприятствовало разделению труда и дальнейшим глубоким экономическим, социальным и политическим преобразованиям, в результате которых нестратифицированное (?) общество додинастического периода в Египте превратилось в классовое общество типа "восточной деспотии". К данной схеме следовало бы лишь добавить гипотетический тезис о междоусобных войнах за контроль над территорией страны (спровоцированных демографическим взрывом и столкновением интересов разросшихся и вошедших в соприкосновение региональных общин?), в ходе которых непосредственно осуществлялось объединение Египта [см., например: Trigger et al. 1983, р. 49; Wilson 1965, р. 25].
В целом рассмотренная модель становления государства в долине Нила кажется достаточно логично сконструированной и если требующей усовершенствования, то не настолько принципиального, чтобы счесть ее заведомо неадекватным отражением вероятных реальных событий. В то же время при более придирчивом осмыслении доступной информации на обсуждаемую тему мы, пожалуй, будем вынуждены признать, что приведенные теоретические построения в некотором смысле противоречат известным историческим фактам. Представленная здесь схема перехода к государству, особенно принимая во внимание ту роль, которая в ней отводится демографическому фактору [cp.: Boserup 1981, р. 66], предполагает, что процесс должен был протекать сравнительно равномерно по всему Египту, с вовлечением в преобразования всего населения, постепенно заполнявшего пространство от 1-го нильского порога до соленых лагун в Дельте. Соответственно, и результатом такого развития событий, очевидно, должно было "сразу" стать общенациональное государство, охватывающее своими административными структурами всю территорию страны. Именно это, собственно, и утверждали те историки, которые датировали возникновение объединенного государства в Египте I-й и даже 0-й династией [см., например: Перепелкин 1988а, с. 325; Постовская 1947, с. 240; Trigger et al. 1983, р. 44, 50; Vercoutter 1967с, р. 263]. Но так ли обстояли дела в действительности?
Начало древнеегипетской государственности чаще всего связывают с так называемым Тинитским царством,[22] которое в конце IV тыс. до н. э., как принято считать, резко выделилось из дотоле, по-видимому, относительно равноправных и политически разобщенных протономов Египта, подчинив их своей власти. Возвышение Тина достаточно красноречиво засвидетельствовано целым рядом археологических памятников, среди которых, пожалуй, одним из наиболее ярких в данном контексте является знаменитая палетка Нармера, изображающая, как полагают, триумф этого представителя поздней 0-й династии над только что покоренной и присоединенной к Верхнему Египту Дельтой. В качестве решающего аргумента а пользу тезиса об объединении всей страны под пятой Нармера приводят тот факт, что правитель на палетке представлен поочередно в белой и красной коронах, символизировавших власть, соответственно, над Верхним и Нижним Египтом.
22
Согласно традиции, идущей от Манефона, раннединастические цари были родом из "города" Тин в Верхнем Египте.