С другой стороны, сообразуясь скорее с рассказом Геродота о наводнении в Низовье, древнеегипетские источники сообщают о существовании там "городов" на островах, размещавшихся в пределах 6-метровой изогипсы [Butzer 1959с, S. 76 (34)], которая сегодня проходит в среднем в 80 км от морского берега. Роль островов играли, скорее всего, гезиры, выступавшие над подтопившей округу водой, а та могла быть последствием как нильских разливов, так и трансгрессии. Дело в том, что опровержение некоторых взглядов Р. Фэрбриджа не влечет за собой отказа от идеи затопления раннединастического Нижнего Египта морем.
Литостратиграфические исследования Д. Стэнли в дельте Нила [Stanley 1988а], анализ которых мы здесь опускаем, намереваясь представить его в отдельной работе, позволяют высказать мысль, что раннединастическая Дельта была бы залита морской водой на значительном пространстве даже в том случае, если бы Фландрская трансгрессия ограничилась лишь потолком сегодняшнего нуля глубин, как утверждали Ф. Шепард для Мирового океана и П. Пираццоли конкретно для Средиземного моря [Pirazzoli 1987, р. 166–170]: по предварительным оценкам, расстояние, на которое мог бы тогда продвинуться в глубь Дельты фронт трансгрессии, составляет порядка 100 км — иначе, Нижний Египет к началу Раннего царства мог быть затоплен морем вплоть до вади Тумилат, или более чем на четыре пятых своей площади. Ясно, что и при таком "щадящем" стечении обстоятельств Дельту ждал экологический катаклизм невиданного масштаба.
Это бедствие, похоже, внесло существенные коррективы в наметившиеся в стране социально-политические тенденции: косвенной уликой служат сведения о совпавшем с ним во времени перемещении додинастического центра почитания Хора из Низовья в Иераконполь на юге Верхнего Египта [Чайлд 1956, с. 29]. Поскольку именно Хор стал царским богом первых династий, можно допустить, что царственность и в целом государственность уже зарождались в Дельте, когда ее постигла природная катастрофа, в сравнительно короткий срок превратившая передовой регион в малопригодный для жизни край и обусловившая выдвижение нового средоточия цивилизации, каковым оказалось до того отстававшее в развитии Верховье. Процесс качественной реорганизации социо-природной системы древнего Египта, который мы называем Первым социально-экологическим кризисом, вступил в кульминационную фазу.
Кульминация кризиса, однако, ознаменовалась еще одним примечательным историческим событием, ложащимся в контекст гипотезы о трансгрессии, непосредственно касающимся раннего египетского государства и даже, не исключено, имевшим самое прямое отношение к его образованию.
Пленники Нармера?
На каменном навершии ритуальной булавы уже известного нам правителя 0-й династии по имени Хор Нармер имеется иероглифическая цифровая надпись, обычно толкуемая учеными как сообщение о количестве захваченной в Нижнем Египте добычи. Цифры огромны: Нармер утверждает, что взял в плен 120 тысяч человек[29] и завладел почти двумя миллионами голов крупного и мелкого скота [Перепелкин 1988а, с. 301, рис. 100; Emery 1961, р. 46, fig. 5; Petrie 1939, pl. XLII], Никогда впоследствии фараоны-завоеватели не могли похвалиться таким впечатляющим достижением: за одним исключением (Аменхотеп II из XVIII династии, вроде бы однажды пригнавший в Египет 90 тысяч азиатов), максимальное число пленных, приводимых ими из походов в чужие земли, даже в эпохи наивысшего могущества древнеегипетской "империи" колебалось в пределах от нескольких сотен до нескольких тысяч человек [Берлее 1989]. В свете этой информации цифры на булаве Нармера — архаического правителя, не располагавшего мощными вооруженными силами крупного объединенного государства — выглядят по меньшей мере странно.
Цари из ранних династий, несомненно, воевали много и жестоко; возможно, агрессивный характер этих предприимчивых владык, стремившихся к объединению страны, отразился в их именах: Скорпион, Сом,[30] Боешник, Хватала, Змея и т. п. [cp.: Kees 1961, р. 24–25]. Один только "Скипетрозарный" Хасехем в конце II династии истребил в Нижнем Египте около 50 тысяч человек. Однако приписываемый Нармеру "подвиг" — событие в своем роде выдающееся, и ему следует уделить особое внимание. На наш взгляд, военный захват с дальнейшим удержанием в плену сотни с лишним тысяч людей во времена последних преддинастических усобиц был невозможен: совершенно немыслимо, чтобы какая-то из племенных группировок, деливших долину Нила, пусть даже самая могущественная, обладала необходимым для этого людским и материальным потенциалом. Некоторые исследователи без колебаний (хотя, впрочем, и без серьезных оснований) отвергали достоверность трофейной отчетности Нармера, считая ее преувеличением: толи неким символом, то ли банальным хвастовством [Авдиев 1948, с. 29; Baumgartel 1960, р. 115: Meyer 1913, § 208; Millet 1990, р. 53–59]. Другие подошли к этому вопросу более осторожно: в принципе доверяя нармеровой надписи, они полагали, что речь в ней идет о каком-то массовом переселении, не поясняя, однако, чем могло быть обусловлено столь грандиозное для той эпохи демографическое явление [Брэстед 1915, т. 1, с. 49; Перепелкич 1988а, с. 322]. Допускали также, что на булаве представлен результат какой-то переписи [Petrie 1939, р. 78] или суммарного подсчета всех когда-либо захваченных Нармером пленных, приуроченного к празднику хеб-сед [Берлее 1989, с. 89]; вместе с тем нельзя сказать, что в пользу подобной точки зрения были представлены неопровержимые доводы.
29
Согласно К. Бушеру [