Когда я писала эту книгу, над столом у меня висела цитата социолога Дугласа Блэка: «Хорошее и плохое не абсолютно и не относительно; оно геометрично». Именно поэтому я использовала крайне широкое определение убийства, включающее, по сути, любое лишение человека жизни. Представления о хорошем и плохом крайне неустойчивы, они порождаются социальным пространством, в котором сдвигаются, смещаются, сходятся гендер, статус, раса, место, средства, время, богатство и бесконечное множество других переменных. По этой причине я интерпретировала понятие «убийство» очень (очень!) широко.
И я прошу вас иметь это в виду, когда мы окажемся в мире римских убийств.
I
Убийство на заседании сената
Как музыкальная группа, начинающая концерт со своего главного хита, мы начнём с истории, ради которой вы, наверное, и взялись за эту книгу. Мы начнём с громады, возвышающейся над мелочами, с одного из самых громких убийств всех времён, со смерти человека, о котором рассуждают вот уже две тысячи лет, так что его имя отпечаталось в нашем сознании: Гай Юлий Цезарь. Проблема с убийством Цезаря в том, что всем кажется, будто они всё уже знают. Может быть, они видели любительскую постановку трагедии Шекспира, или её телеверсию от BBC, или старый фильм с Марлоном Брандо в роли Марка Антония, или посмотрели все сезоны «Рима» от HBO, а может, прочли роман Роберта Харриса или Конна Иггульдена. Художественных произведений, в которых Цезарь истекает кровью на полу здания сената, более чем достаточно. Что такое мартовские иды, на Западе знают даже те, кто понятия не имеет, на какое число приходятся эти самые иды[4]. У всех в головах есть образ сорока мужчин, закалывающих Цезаря, и при этом обязательно звучит шекспировское «И ты, Брут?».
Почему мы знаем так много об убийстве Юлия Цезаря? Во-первых, о нём много писали сами римляне, оставившие нам поразительно подробные описания мартовских ид и их последствий. Во-вторых, вышло так, что со смертью Цезаря умерла и республика, а этому римляне придавали очень большое значение. И, конечно, эта история сама по себе исключительно драматична. Высокомерный военачальник, провозгласивший себя пожизненным диктатором, не слушает предсказателей, не обращает внимания на сны и уговоры жены, и решительно идёт навстречу собственной гибели. Он умирает на заседании сената, лёжа на полу у подножия статуи своего главного соперника. Перед смертью он испытывает ужас и унижение, осознав, что один из убийц – его близкий друг и что помощи ждать неоткуда. Последнее, что он успевает сделать, – закрыть голову тогой, чтобы сохранить достоинство и доиграть свою роль до конца. Юлий Цезарь – не столько человек, сколько миф. Его убийство воспринимается как захватывающая история, а не как кровавое преступление, совершенное сорока людьми в неудобной одежде, которые до того перепугались, что сумели нанести жертве лишь двадцать три колотые раны (промахнулся, если подумать, практически каждый второй). И всё же Юлий был вполне реальным человеком, который жил себе до тех пор, пока не почувствовал удар в спину, после которого ему стало холодно, мокро и очень больно. И его убийство не было чем-то из ряда вон выходящим. Оно пополнило список громких политических убийств, совершённых в последние десятилетия существования римской республики. Этот список демонстрирует, сколь специфическим явлением было политическое убийство в римском мире той эпохи, и как этот феномен менялся. Придётся признать, что я вас немного подразнила. Я сыграла первые аккорды знакомой мелодии, а теперь речь пойдёт о человеке, испустившем дух почти за век до Цезаря. Знакомьтесь: Тиберий Гракх, герой ещё более жуткой истории об убийстве.
Тиберий Гракх
Тиберий Гракх был человеком поистине выдающимся, и запомнился он прежде всего своей смертью. Она, как и смерть Цезаря, приблизила гибель Римской республики: после убийства Гракха Рим на сто лет стал ареной открытых военных действий. Это даже не метафора: почти век сенаторы с пугающей регулярностью закалывали друг друга, зачастую прямо в центре города. Богатейшие и самые могущественные люди Рима становились жертвами настоящей эпидемии вооружённых нападений. В теории, конец ей положила смерть Цезаря, или, возможно, победа Октавиана над Антонием и Клеопатрой в сражении при мысе Акций. На самом деле сенаторы никогда не прекращали попыток расправиться друг с другом; просто эти попытки со временем стали ещё коварнее. До этого мы ещё дойдём, но сперва нужно выяснить, каким образом убийства стали неотъемлемой частью политической жизни Рима. Увы, придётся много говорить о политике, в частности, об аграрных реформах. Это, конечно, ужасно, но мы с этим справимся. Я в нас верю.