Несчастья Грузии, т. е. «персидский» цикл несчастий, начинается с Узун-Гасана, противника победоносного султана Магомета II. До Узун-Гасана, по словам Вахуштии, внешние дела Грузии обстояли благополучно. Шахи еще не властвовали над всей Персией, турки были заняты войной с европейцами.
Вторжение Узун-Гасана в Грузию произошло в 1478 г. Удачно боролся с ним Константин III. Дело кончилось почетным миром и оставлением гарнизона в цитадели Тифлиса. С легкой руки Узун-Гасана преемники его посылают неоднократно войско для вторжения в Грузию (все в конце XV в.). Пока грузинам удавалось отражать своих врагов и разрушать крепости, которые они строили. Но затем начинают падать на них удары Сефевидов.
В начале XVI века шах Измаил — уже господин земель от Персидского залива до Каспийского моря. Войны с Турцией делают для Сефевидов обладание Грузией или ее верность прямой необходимостью. Тучи стали все более сгущаться над этой страной.
История отношений шаха Измаила к Грузии (первая четверть XVI в.) уже заключает в себе главные моменты грузино-персидской распри и связи. С одной стороны, требование покорности[12], обещание милостей, занятие крепостей гарнизонами и сооружение укреплений в стратегических пунктах; с другой — лавирование между турками и персиянами, готовность ежеминутно вернуть утраченное.
Преемник Измаила шах Тахмасп (1524–1586) совершил в течение долгого своего правления целый ряд походов в Грузию.
Отныне политическая связь Грузии и Персии постепенно крепнет. Скоро наступит время царей-мусульман.
Так постепенно подготовляется эпоха, где нет иного выбора, как между неподчинением и борьбой с одной стороны, подчинением, переходящим в угодничество, и сравнительным покоем — с другой. Но первая позиция безнадежна, вторая — шатка, потому что Персия капризна, а Грузия бурлива. Оба типа отношений процветали в Грузии, в различных степенях и с различными вариациями. Устойчивости же не могло быть, потому что все, от начала до конца, было дисгармонично.
При всей пестроте эпохи ясно, что Персия домогается всячески овладеть страной, народ же, обреченный на заклание, так или иначе обороняется.
Чем же решилось это дело для Грузии и Персии?
Последней так и не удалось обеспечить себя со стороны Прикавказья. Грузия погибла, но погибла в интересах христианской цивилизации, а не для успехов мусульманского Востока.
Для Персии же конец Грузии был началом политического унижения и полного измельчания.
А что гнет со стороны Ирана мог сокрушить жизнеспособность страны, это не диво. Одного XVI века было бы достаточно, чтобы разбить историческое призвание народа, а ведь Грузия вступила в это столетие, пережив далеко не одно разорение и нашествие — арабов, сельджуков, Чингисхана, Тамерлана и многих других, — а впереди ее ожидали еще эпоха шаха Аббаса I, затем турецкое завоевание 2-й четверти XVIII века, Надир-шах и, наконец, несчастья самого конца XVIII века. Прибавьте к этому такие хронические недуги, как постоянное воровство лезгин, работорговлю, междоусобия.
Какое огромное количество крови пролито в этой борьбе за существование! Рядом с ручьями крови крестоносцев течет кровь крамольников, изменников родины и кровь, пролитая в междоусобиях. Но как мало удалось сберечь ценою этих жертв!
Железом и кровью не удалось тогда разрешить вопросы Прикавказья, хотя не скупились ни на то, ни на другое.
Иран мог бы обезопасить себя со стороны Грузии, только уничтожив поголовно ее население. Но это нелегко было даже Ирану. Персия применяла к Греции все методы воздействия, начиная с дипломатических ласк и кончая беспримерными кровопусканиями и насильственными выселениями. Но, помимо того, что и Персии это обходилось весьма не дешево, цель никогда не была достигнута, Грузия никогда не была поглощена Персией, потому что оставшиеся в живых при первой возможности отлагались, мстили, сбрасывали иго.
Здесь не место излагать ход этой борьбы, ее результаты для Персии и Грузии. Это значило бы излагать историю Восточной Грузии за два с половиной века (т. е. до половины XVIII в.).
История эта богата истинно трагическими моментами, но нить борьбы религиозной и национальной не есть единственная или даже главнейшая нить этой истории.
Крестоносная Грузия[13], Грузия храбрых царей, доблестных иерархов, монахов ученых и благочестивых рыцарей, не имевших себе равных на поле брани, Грузия земледельцев, защищавших родные долины до последнего издыхания, — это не вся Грузия, это лишь одна (хотя и лучшая) из стихий ее исторической жизни.
12
Впрочем, в письме, написанном во 2-й половине XV в., как предполагают, Константином III Изабелле Кастильской, мы уже встречаем формулировку, с которой грузинам суждено было обращаться к разным правительствам в течение трех столетий — всегда безуспешно. «Тебе известно, — пишет царь, — что нечестивые персияне мучат нас жестоко. Они сделали нам много зла и требуют от нас трех вещей: платите — нам, говорят они, огромную дань, сражайтесь всегда в наших рядах, наконец, примите вашу веру. Они многочисленны, а мы, после падения Константинополя и Трапезунда, остались здесь одни»… Это послание едва ли нуждается в комментариях.
13
Увлечение ее тенью проглядывает не только у грузин, но и в писаниях некоторых русских и иностранных авторов. Преувеличивать христолюбие грузин также односторонне, как преувеличивать их пороки; между тем до сих пор можно встретить как чрезмерное восхваление грузинских «доблестей», так и наивное цитирование Шардена и других, менее известных путешественников в доказательство безнравственности и испорченности грузин в старину.