– А тот, другой, святой отец? Его вы тоже узнали?
Он посмотрел на нее сверху вниз, и она увидела на его лице страх, замешательство, но более всего – своего рода изумление перед чудовищностью осложнений, которые ожидали впереди. Медленно, отведя взгляд, он произнес:
– Другой – это Пол Бероун. Сэр Пол Бероун. Он является – являлся – министром короны.
Покинув кабинет комиссара и вернувшись в свой собственный, коммандер[5] Адам Дэлглиш сразу же позвонил главному инспектору Джону Массингему. Абонент схватил трубку после первого же гудка, в дисциплинированно сдержанном голосе инспектора явно ощущалось нетерпение.
– Комиссар говорил с министерством внутренних дел, – сказал Дэлглиш. – Мы берем это дело, Джон. Новый отдел получит официальный статус в понедельник, так что мы опережаем события всего на каких-то шесть дней. А Пол Бероун формально все еще может считаться членом парламента от северо-восточного Хартфордшира. Он направил заявление канцлеру казначейства о сложении с себя полномочий парламентария, видимо, в субботу, но никто, судя по всему, точно не знает, откуда вести отсчет: от дня, когда заявление получено, или от дня, когда оно подписано канцлером. Так или иначе, все это носит сугубо академический характер. Мы в любом случае берем дело.
Процедурные подробности отставки парламентариев Массингема интересовали меньше всего; он спросил:
– Сэр, оперативники уверены, что тело принадлежит сэру Полу Бероуну?
– Одно из тел. Не забывай о бродяге. Да, оно принадлежит Бероуну. На месте найдены свидетельства, подтверждающие его личность, и приходский священник опознал его, он был с ним знаком – Бероун не впервые проводил ночь в ризнице церкви Святого Матфея.
– Странное место он выбрал для сна.
– Или для смерти. Ты говорил с инспектором Мискин?
С тех пор как они работали вместе, оба называли ее Кейт, но сейчас Дэлглиш предпочел оперировать званиями.
– Она сегодня выходная, но мне удалось застать ее дома, – ответил Массингем. – Я попросил Робинса собрать ее принадлежности, и мы договорились встретиться на месте. Других членов команды я тоже предупредил.
– Хорошо, Джон. Возьми «ровер», ладно? Жду тебя перед входом. Через четыре минуты.
Ему пришло в голову, что Массингем, быть может, не сильно огорчился бы, не застань он Кейт Мискин дома и не сумей связаться с ней каким бы то ни было другим способом. Новый отдел, или отряд, как его называли, был создан в СИ-1 для расследования тяжких преступлений, которые – по политическим или иным соображениям – требовали особо деликатного подхода. Дэлглишу было настолько самоочевидно, что отделу потребуется детектив-женщина, что он обратил всю свою энергию на поиски правильной кандидатуры, не задумываясь о том, насколько хорошо та впишется в команду, и отобрал двадцатисемилетнюю Кейт Мискин, ознакомившись с ее резюме, побеседовав с ней и убедившись, что она обладает теми качествами, которые он считал необходимыми. Их же он более всего ценил в детективе вообще: ум, смелость, ответственность за свои поступки и здравый смысл. Что еще она могла предъявить, предстояло увидеть со временем. Дэлглиш знал, что они с Массингемом прежде работали вместе: он был только что повышенным в звании дивизионным детективом, она – сержантом. Ходили слухи, что отношения между ними порой складывались весьма бурно. Но с тех пор Массингем научился сдерживать некоторые свои предубеждения, равно как и свой печально известный нрав. К тому же свежее, ломающее устоявшиеся традиции влияние и некоторое здоровое соперничество могли оказаться более полезными для дела, чем тайный, наподобие масонской ложи, мужской союз, который зачастую связывает команду, состоящую исключительно из офицеров-мужчин.
Дэлглиш принялся быстро, но методично очищать письменный стол, потом проверил свою «убойную сумку». Он дал Массингему четыре минуты и знал, что тот будет на месте вовремя. Сознательным усилием воли Дэлглиш уже перешел в ту реальность, где время отмерялось с предельной точностью, малейшим деталям уделялось внимание, граничащее с одержимостью, и все органы чувств – слух, обоняние, зрение – были в постоянной готовности уловить едва заметное подрагивание века или тончайший оттенок голоса. Он выезжал из этого кабинета на столько трупов, найденных в такой разной обстановке, на таких разных стадиях разложения – старых, молодых, жалких, ужасающих… Общим для них было лишь одно: все эти люди умерли насильственной смертью от чужой руки. Но нынешний случай был совершенно особым. Впервые в своей профессиональной жизни Дэлглиш знал жертву и испытывал к ней симпатию. Он сразу сказал себе, что бессмысленно рассуждать, какое отличие (если таковое вообще будет) привнесет этот факт в ход расследования. Однако теперь он не сомневался, что отличие существует.