Мои пальцы оцепенели и отказываются слушаться. Я медленно разжимаю их.
– Представьте, что вы в безопасном и красивом месте, и постарайтесь вообразить его.
Боярышник. Боярышник и стоячая вода в кромешной ночи.
– Представьте, что гуляете там, вы в безопасности.
Гуляю? По болоту? Ночью?
– Все спокойно, – говорит он. – Ничто не может вам навредить.
Кто-то кричит в коридоре. От шагов дрожит пол. Вибрация доходит и до моей кровати.
– Где вы сейчас? – спрашивает врач.
– В моей комнате. – Я открываю глаза.
Он кивает и делает запись в моих бумагах.
– Интересно. Ничего не получилось вспомнить? Совсем?
– Нет.
– А увидеть безопасное место?
– Нет.
Он кивает и продолжает писать.
– Ничего страшного. Гипноз выявит больше.
– Гипноз?
– Возможно, вы слышали о месмеризме.
Я сажусь на кровати.
– Месмеризм? Как в мюзик-холлах?[1]– Он хочет сделать из меня идиотку, посмешище. – Вы хотите посмеяться надо мной? Нет.
Он поднимает руку.
– Никто не будет смеяться. На протяжении всего сеанса вы будете находиться в состоянии покоя и только мысленно вернетесь в прошлое. – Он улыбается. – Гипноз позволит нам пробудить ваше подсознание и добраться до давно забытых воспоминаний. – Он смотрит в сторону, закрывая свой блокнот. – Я освобожу ваше прошлое.
– Но что, если я не хочу выпускать его на свободу?
– Вам нечего бояться. – У него открытый, честный и теплый взгляд. Глупо это, наверное, доверять красивым глазам. В конце концов, однажды они меня уже предали.
– Во Франции врачам удалось добиться великолепных результатов благодаря гипнозу при лечении истерии, – сообщает он. – Думаю, он поможет и нам в случае с вашей болезнью.
– Моей болезнью?
– Травматическая амнезия. – Он наклоняется ко мне, луч света в виде ромбика падает на его лоб, словно бриллиант, словно третий глаз открывается прямо в центре. – Иногда после катастрофы… – Его голос смягчается. – После пугающего или какого-то печального события… – Он думает, что мне надо пояснить значение слова «катастрофа». – …Наш разум выбирает забвение. И прячет все связанные с ним воспоминания как можно дальше. Таким образом мы защищаем себя, это наша стратегия выживания. Но жить в состоянии постоянного страха никому не захочется, правда?
Не хочу говорить ему, что мне страшно и всегда было страшно, сколько я себя помню.
– Я всегда была больна, – говорю я ему вместо этого.
– Нет. – От его улыбки мне хочется плакать. – Нет, не всегда. Когда-то вы чувствовали себя хорошо.
Значит, было время до безумия, и этот доктор Диамант хочет вернуть меня в него.
Не уверена, что это хорошая идея. Совсем не уверена.
Тетрадь остается у меня. Поверить не могу. Все остальное принадлежит лечебнице – даже одежда на моих плечах, но карандаш и тетрадь – мои. Я раскрываю ее и пролистываю страницы. Она пахнет свежестью и новизной, страницы не пропитаны вонью лечебницы. Я оглядываюсь в поисках безопасного места, чтобы спрятать ее. В этой комнате много таких укромных мест. За столом есть как раз подходящего размера выемка между половицами и стеной. Цветочная тетрадь идеально туда помещается.
Подбородок приносит мои лекарства после ужина. Это половина того, что я принимаю обычно.
– Глаз с тебя не спущу. – Ее лицо приближается к моему. – Только попробуй выкинуть что-нибудь, и доктор Уомак с тобой разберется.
Я смотрю ей в глаза, пока она не отводит взгляд.
А когда гасят свет, сворачиваюсь в кровати и думаю об отце. Он был учителем, я сказала. Откуда такая уверенность? У меня нет воспоминаний ни о каком учителе, ни даже об отце. Ни картинки, ни лица, тела, голоса или запаха. В моей голове даже нет той пустоты, которую должен занимать отец. У него такие же темные волосы, как и у меня? У меня его глаза, его нос? Может быть, у него такие же усы, как у Уомака, или морщинки вокруг глаз, как у Диаманта. Как так вышло, что я полностью забыла собственного отца? И наверняка он тоже забыл обо мне, иначе он точно пришел бы и забрал меня отсюда. Он бы пришел и забрал меня домой.
Я погружаюсь в сон, продолжая мысленно искать этого человека, который, возможно, любил меня, заботился обо мне, но не нахожу его. В моих мыслях осталось место только для болота. Все как обычно.
Глава 3
Прошла неделя после встречи с новым доктором. Я все еще жду, что начну чувствовать себя иначе, голова прояснится, как после сна, но усталость никуда не уходит и в голове стоит слабое жужжание. Возможно, это мухи роятся над разлагающейся плотью, кишащей личинками. Плотью трупа, который вытащили из болота.
Как же истрепались локти и манжеты моего платья, да еще и испачкались. Я оттягиваю рукав и проталкиваю в него карандаш. Он прохладный и твердый, и его острый грифель царапает кожу при движении. Его присутствие успокаивает, я чувствую себя под защитой.
Кто-то со смехом бегает вверх и вниз по лестнице. Казалось бы, санитары должны остановить эту женщину, но нет. Наверное, все они оглохли. Если бы моя дверь не была заперта, я бы положила конец этому бреду.
– Заткнись! – кричу я наконец. Конечно, за всем этим грохотом она меня не слышит.
И кто-то принимается бить в церковный колокол. Этот зловещий «бом-бом-бом». Только его не хватало. Мне и так сложно думать, а тут еще и этот нестихающий звон. Я жду, когда он смолкнет – безуспешно. Звон продолжается все утро.
Может, кому-то удалось сбежать. Повезло же. О, как этому человеку повезло! Как бы мне хотелось сейчас бежать по хрустящему насту, на свежем воздухе, спасаться бегством отсюда – и бежать, бежать. Как бы мне хотелось оказаться этим беглецом.
Санитарка со сморщенным, как сушеная слива, лицом приносит мне обед – миску чего-то зеленого, ломоть хлеба и чашку воды. Миска и чашка сделаны из олова. Нам не полагается ничего с острыми краями или легко бьющегося. Она ставит их на стол возле двери. Стол шатается. Вода выплескивается через край и оставляет пятно. Она делает вид, что ничего не замечает, и уходит, закрывая за собой дверь.
Стол всегда шатается, когда на него что-нибудь ставят, потому что одна ножка короче остальных. Наверное, ее обглодали мыши или крысы, а может – сумасшедшие.
Я подхожу к двери и проверяю, заперта ли она, но ключ тут же поворачивается в замке. Что ж, сегодня сбежать не удастся. Пожалуй, так даже лучше. Все равно далеко бы я не ушла с такой кашей в голове. Я заглядываю в миску. Зеленой жижей оказывается сельдерей – в вязком вареве плавают тушеные и жилистые стебли и листья.
Мою комнату пеленой заволакивает темнота. По шее пробегает леденящий холодок. Так пахнет болото. Оно пахнет им – вонью и гнилью.
1
Имеется в виду медицинская система XVIII века, сводившаяся к тому, что причины болезней кроются в нарушении магнитного равновесия в организме. Учение венского врача Франца Месмера дало начало теории гипноза, однако позже выродилось в спиритизм, оккультизм и, по сути, лженауку. В Великобритании рубежа XIX–XX веков месмеризм и вовсе превратился в увеселительный номер: в мюзик-холлах им развлекали публику наравне с электрическими экспериментами, фокусами и чревовещанием. Например, вызывали добровольца из зала, погружали в состояние гипноза и заставляли потешать зрителей какими-нибудь трюками