— Жаль, — удрученно сказал Геннадий.
— Он говорит, что рад тебя видеть и что ты очень красивая.
— Очень мило. Что говорят русские, когда хотят поблагодарить?
— Спасибо.
— Спасибо, — произнесла по-русски Виктория, протягивая руку, которую Геннадий галантно поцеловал.
Леонида легонько стукнула его по плечу.
— Поосторожней, мой дорогой. Я прихватила с собой розги, — сказала она по-английски.
Все засмеялись.
— Не знаю, как перевести «розги», но бьют они очень больно, — подмигнул Виктории Саша. — Кстати, фуршет уже в разгаре. Может быть, пойдем?
Они перешли в соседний зал. В углу настраивался небольшой оркестр народных инструментов — две балалайки, гитара, скрипка, аккордеон и домра. Рядом с отсутствующим видом переминались две певицы в русских народных костюмах.
— Похоже, профсоюз скоморохов объявил забастовку, — язвительно заметила Виктория.
— Ничего, сейчас они оживут, — успокоил ее Саша. — Им надо немного раскачаться.
Словно услышав его слова, музыканты ударили по струнам, и в зале зазвучала бодрая мелодия «Калинки». Растянув губы в улыбке, певицы стали покачивать юбками в такт музыке.
— Ну вот, я же говорил, — сказал Саша, поворачиваясь к столу с закусками.
— В Кремле могли бы устроить что-нибудь и поприличнее, — проворчал Геннадий, брезгливо указав на стол, который, на Сашин взгляд, просто ломился от еды.
— Более чем достаточно, чтобы поужинать, — возразил Саша.
— Не хватит даже на закуску.
— Вы слишком привередливы, — улыбнулся Саша.
Наполнив тарелки, все четверо устроились за небольшим накрытым скатертью столом, стоявшим у окна, которое выходило во внутренний двор. За стеклом кружился легкий снежок.
— Вот тебе и заснеженный Кремль, — сказала Виктория, осторожно втыкая вилку в маринованный гриб. — Один из пунктов программы выполнен, осталось еще два.
— Боюсь, что не смогу обеспечить тебе парней из Большого, — улыбнулся Саша. — Извини, Виктория, но мне надо поговорить с Геннадием. Позже я тебе все расскажу.
— D’accord[20], — согласилась Виктория. — Давай действуй, русское чудо.
Улыбнувшись, Саша повернулся к Геннадию, и они заговорили по-русски.
— Геннадий, когда я слонялся рядом с витриной, где лежит колье Александры Федоровны, то услышал разговор двух музейных работников, один из которых директор Алмазного фонда…
— Наверняка какая-нибудь чушь. Алмазный фонд подчиняется Министерству финансов. А там работают чиновники, а не искусствоведы.
— И тем не менее он сказал нечто весьма интересное. По его словам, в архивах есть конфискационные документы Комиссии по изъятию ценностей. Что они собой представляют?
— Это скорее миф, чем реальность.
— А если серьезно? Что это за документы?
— После революции якобы создали Комиссию по изъятию ценностей, чтобы систематизировать и оценить реквизированную собственность аристократии. Были составлены списки.
— Дела о конфискации?
— Не совсем. В конце тридцатых, когда были сняты все сливки, отец народов решил пойти дальше. Он распорядился арестовать всех уцелевших членов богатых семей и тех, кто раньше находился у них в услужении. НКВД вытряс из них все, что они знали о ценностях, принадлежавших их родственникам и хозяевам.
Сашу передернуло.
— Если и есть дела о конфискации, то вряд ли они точны. Но можно поинтересоваться, если они, конечно, не засекречены.
— По словам директора, они не засекречены.
— Тогда завтра, когда пойдем в Государственный архив, спросим о них у Кирилла Степановича. Но ты должен обязательно поговорить с Орловским. Вот кто знает практически все.
— Что ж, подождем до завтра.
Увидев, что к ним приближаются Дикаринские, Саша встал из-за стола.
— Ну, так как, Александр Кириллович? — начал Дикаринский, усадив жену на маленький стульчик и заняв место за их столом. — Каково ваше мнение как специалиста? Что здесь самое лучшее? Что посоветуете купить?
— Но ведь по этим вопросам вас консультирует Дмитрий, — сказал Саша, снова садясь за стол.
— Одна голова хорошо, а две лучше.
— Колье, конечно, изумительное, но, на мой взгляд, его принадлежность императрице не совсем доказана. Мои симпатии на стороне императорского чайного сервиза. Прекрасная работа, отличное состояние, бесспорное происхождение.
— А Снегурочка?
— Боюсь, что ничего не смогу сказать, пока не отозван иск.
— Похвальная принципиальность, — одобрительно сказал Дикаринский.
— Саша… — раздался голос Виктории.