Большое внимание в своем исследовании Д. М. Буланин уделяет и вопросам периодизации древнерусской переводной письменности, принимая в целом стройную (по отдельным векам) классификацию русско-южнославянских литературных связей X—XV вв. В. Мошина[46] и вместе с тем отвергая принцип максимального обособления южнославянской и восточнославянской письменности, который настойчиво выдвигался в последние десятилетия XX в. Ф. Томсоном[47]. Ф. Томсон упрощает всю историю древнеславянских переводов и различает при этом два неравноценных периода: 1) IX — середина XV вв., когда выполнялись только южнославянские переводы; 2) середина XV—XVII вв., когда выполнялись только восточнославянские переводы. Д. М. Буланин же предлагает свою «более дробную, а потому конкретную периодизацию»[48]. Д. М. Буланин, обосновывая свою периодизацию, критически относится к положениям Ф. Томсона и отмечает, что классификация страдает замалчиванием и игнорированием целого ряда историко-культурных и литературных фактов и явлений, требующих объяснения. В частности, Ф. Томсон совсем не учитывает факты влияния киевской письменности на южнославянскую, не учитывает специфический характер переводов новгородской школы XV в. и т. п. проблемы.
Итак, Д. М. Буланин различает следующие периоды в истории переводной славянской письменности: моравский (вторая половина IX в.); болгарский (80‑е гг. IX в. — начало XI в. (?); киевский (середина XI в. — 1262 г.); южнославянский (первая половина XIV—XV в.); беспереводный (до Смутного времени); подготовительный и переходный (весь XVII в.). Не подвергая никаким сомнениям предложенную Д. М. Буланиным классификацию, мы рассматриваем ее как необходимый этап в изучении переводной славяно-русской письменности на современном этапе познания. Отметим некоторые важные для нас обстоятельства отдельных, выдвинутых Д. М. Буланиным положений. В частности, отмеченные Д. М. Буланиным связи между выделенными им болгарским и киевским периодами, а при перечислении текстов памятников, которые были переведены книжниками на этом этапе славянского просвещения, находим и особенно интересующие нас тексты хронографических сочинений и «Христианской Топографии Козьмы Индикоплова»[49]. А так как Д. М. Буланин очень подробно рассматривает историографическую традицию изучения особенностей репертуара переводной письменности, обращаясь к работам И. П. Еремина, Ф. Томсона, О. В. Творогова и других, и при этом старается выдержать максимально объективную позицию по отношению к своим оппонентам, мы вправе разделить его точку зрения. И считаем также, что только конкретное источниковедческое и сравнительно текстологическое изучение каждого дошедшего переводного сочинения позволит в дальнейшем написать полное исследование по истории славяно-русской переводной письменности.
46