«Вы мне нравитесь, я взяла для памяти.»
Когда Шестов говорил об этом Прасолову, он старался как нибудь хорошо объяснить поступок 3. И., старался обелить ее в глазах свидетеля.
Бывал Шестов и в семье Денницыных, и эта семья также производила на него дурное впечатление.
Зинаида Ивановна была старшая в доме, но видно было, что она не сознает своего обязывающего положения. Ни о каком присмотре за младшими не было и речи; дети ходили оборванные, грязные, не обращалось никакого внимания я на их духовную жизнь.
Младшие братья постоянно ссорились, кричали, безобразничали.
А старшая сестра вся отдалась увлечению Прасоловым и была далека от семьи.
В духовном отношении она стояла невысоко: ничего не читала, ничем не интересовалась, была весьма ограничена, с ней трудно и не о чем было говорить.
Родители Прасолова не были к ней расположены и противились браку. Товарищи, в том числе и свидетель, предостерегали его: смотри, брат, не попадись, еще женишься, чего доброго.
И роковое случилось, он сделался женихом, он закрывал глаза на недостатки Зинаиды Ивановны, он говорил, что она чудный, хороший человек, что она любит его.
— Про Зинаиду Ивановну ходили слухи, неприятные для репутации девушки, — говорит свидетель и, когда он узнал, что брак Прасолова вопрос ближайшего будущего, он счел себя обязанным серьезно поговорить с товарищем.
Он рассказал ему об этих случаях, о том, что она будто бы жила с покойным Тарасовым, с Рогаткиным-Ежовым.
Он говорил о духовном несоответствии Зинаиды Ивановны ее будущему мужу, об отсутствии у нее серьезных запросов, о ее неразвитии и т. д.
Этот разговор решил их дружеские отношения. Прасолов и Шестов поссорились и расстались.
И только недели за две до случая с серной кислотой1 им снова пришлось встретиться.
Прасолов позвонил к Шестову, приехал.
— Случилось то, что ты предсказывал, — сказал он.
И поведал ему свою горькую повесть, рассказал о своих страданиях.
Товарищи снова стали встречаться.
— Зинаиду Ивановну я терпеть не мог, — говорит свидетель, — особенно после случая с серной кислотой. Иногда она звонила ко мне по телефону, разыскивая Василия, но я просил ее оставить меня в покое, заявляя, что у меня не справочное бюро.
Затем свидетель рассказывает о жизни Прасолова в Ялте после разрыва с женой. Шестов познакомил его со своим приятелем, артистом Смирновым. Они сошлись, Смирнов был очень симпатичен Прасолову и между ними установились дружеские отношения.
Прасолов говорил ему о своей неудачно сложившейся жизни.
Вообще, в это время он со всеми охотно говорил на тему о сердечных страданиях.
Однажды они шли по набережной.
Вдруг возглас.
— Здравствуй, Вася.
Это была Зинаида Ивановна.
Встреча эта удручающе подействовала на Прасолова.
— Опять она, опять начнется, — говорил он Шестову.
И, действительно, началось.
Их связь возобновилась.
Но не надолго.
Придя как то домой, Шестов, живший вместе с Прасоловым, нашел своего друга в удрученном мрачном настроении.
Он сидел и писал письмо.
— Она изменила, она живет со Смирновым, с твоим другом Смирновым! — сказал он Шестову.
— Вот телеграмма, она сама дала ее, это телеграмма Смирнова.
Телеграмма состояла из нежных слов: «Люблю, дорогая, жажду приехать».
Потом в руках его были и другие телеграммы, в том числе — одна, в которой сообщалось, что Иван Карлович2 сердится, что он перевел 250 р. и т. д.
— Все кончено, — говорил Прасолов,.
Он вместе с Шестовым отнес письмо к жене в гостиницу «Ореадну» и отдал швейцару. Жили они в это время отдельно, т. к. Василий Васильевич не хотел огорчать родителей, бывших против его сближения с женой.
Поведение Смирнова его глубоко возмущало, и Шестов боялся, как бы не вышло из этого чего-нибудь очень тяжелого.
Смирнов, временно уехавший ив Ялты, со дня на день должен был возвратиться с женой.
Но опасения Шестова не оправдались. Сам он горячо упрекал Смирнова, который опешил, выслушав сообщение свидетеля.
— Она так ухаживала, я был одинок, — говорил модный тенор Шестову.
Поток он объяснился с Прасоловым. Они были в ресторане и много пили. На рассвете пришли сильно охмелевшие к свидетелю и ввали с собой гулять по берегу моря.
Вернулся Прасолов утром в 8 ч.
— Затем мы встречались с Прасоловым уж в Москве, — продолжает Шестов. — Жизнь его здесь стала непрерывным разгулом. Он тосковал, боялся одиночества, и я, несмотря на болезнь свою, сопровождал его всюду.