[208] «так же мало врожденны, как и речь у человека». Первые попытки петь «могут быть сравнены с неумелыми попытками лепечущего ребенка». Молодые самцы продолжают практиковаться, или, как говорят птицеловы, «ставят рекорды», в продолжение десяти или одиннадцати месяцев. В их первых пробах едва ли можно открыть зачатки будущей песни, но, когда они становятся старше, они приближаются к ней и, наконец, выучиваются ей вполне. Птицы, выучившиеся песням другого вида, как, например, канарейки, выведенные в Тироле, учат и передают их своему потомству. Незначительные естественные отличия в пении у одного и того же вида, живущего в разных местах, могут быть, по мнению Баррингтона, сравнены с «провинциальными диалектами», а пенье родственных, хотя и различных, видов — с языком различных человеческих рас. Я привел подробности с целью показать, что инстинктивное стремление к приобретению искусства говорить не составляет исключительной особенности человека. Что касается происхождения членораздельной речи, то, прочитав, с одной стороны, интересные сочинения мистера Веджвуда, преподобного Фаррера и профессора Шлейхера,[209] а с другой — знаменитые лекции профессора Макса Мюллера, я не могу сомневаться, что наша речь обязана своим происхождением подражанию и видоизменению различных естественных звуков, голосов других животных и собственных инстинктивных криков человека, при этом вспомогательную роль играли знаки и жесты. В главах, относящихся к половому отбору, мы увидим, что первобытный человек, или, вернее, один из древнейших родоначальников человека, вероятно, впервые употребил свой голос, производя настоящие музыкальные кадансы, то есть распевая, как делают это в настоящее время некоторые гиббоны. Мы можем заключить из весьма распространенной аналогии, что такого рода способность применялась преимущественно во время ухаживания и служила для выражения различных эмоций, например, любви, ревности, радости или как вызов для соперников. Подражание музыкальным крикам посредством членораздельных звуков послужило, вероятно, началом для слов, выражающих различные сложные эмоции. Что касается способности подражания, то нельзя не обратить внимания на столь сильное стремление наших близких родственников — обезьян, а также микроцефалов-идиотов[210] и диких человеческих племен подражать всему, что они слышат. Так как обезьяны, очевидно, понимают очень многое из того, что говорит им человек, а о другой стороны — в диком состоянии предупреждают сигнальными криками об опасности своих собратьев,[211] и такие же крики домашней птицы об опасности на земле и в воздухе (от коршунов) понятны собакам,[212] то не может показаться невероятным, что какое-то, более других одаренное обезьянообразное животное начало подражать реву хищного зверя, чтобы уведомить своих товарищей-обезьян о роде грозящей опасности. А это было бы первым шагом к образованию языка. По мере того, как голос все более и более употреблялся в дело, голосовые органы должны были развиваться и совершенствоваться по закону наследования результатов упражнения, а это, в свою очередь, должно было повлиять на развитие речи. Нет, однако, ни малейшего сомнения, что соотношение между постоянным употреблением языка и развитием мозга представляло еще большую важность. Умственные способности у отдаленных прародителей человека должны были быть несравненно выше, чем у какой-либо из существующих обезьян, прежде чем даже самая несовершенная форма речи могла войти в употребление. С другой стороны, можно принять, что постоянное применение и усовершенствование речи оказало влияние на мозг, давая ему возможность и побуждая его вырабатывать длинные ряды мыслей. Длинный и сложный ряд мыслей не может теперь существовать без слов немых или громких, как длинное исчисление — без цифр или алгебраических знаков. По-видимому, даже обыкновенные ряды мыслей требуют какого бы то ни было способа выражения или значительно облегчаются им, потому что глухая, немая и слепая девушка — Лаура Бриджмен двигала пальцами во время сна.[213] Тем не менее последовательный ряд живых и связанных между собой представлений может промелькнуть в мозгу и без помощи каких бы то ни было звуковых выражений; примером этому могут служить движения спящих собак. Мы уже видели, что животные способны до известной степени рассуждать без помощи языка. Тесное соотношение между мозгом в его настоящей форме у человека и способностью говорить с очевидностью проявляется в тех интересных случаях мозговых болезней, где преимущественно страдает речь, как, например, в тех случаях, где потеряна способность помнить существительные, тогда как остальные слова употребляются совершенно правильно, или, когда забыты существительные известного класса или даже все, за исключением начальных букв этих слов и собственных имен.вернуться
Daines Barrington, «Philosoph. Transactions», 1773, стр. 262. См. также Dureaude la Malle, «Ann. des Sc. Nat.» 3-я серия, зоология, т. X, стр. 119.
вернуться
Н. Wedgewood, On The Origin of Language, 1866. E. W. Farrar, Chapters on Language, 1865. Эти сочинения очень интересны. См. также Albert Lеmоinе, De la Phys. et de la Parole, 1865, стр. 190. Сочинение об этом предмете покойного профессора Авг. Шлейхера (Schleicher) было переведено на английский язык доктором Биккерсом под названием «Darwinism tested by the Science of Language», 1869.
вернуться
Vogt, Memoire sur les Microceph., 1867, стр. 169. Относительно дикарей я привел несколько фактов в моем «Journal of Researches», 1845, стр. 206.
вернуться
Ясные доказательства этому см. в двух столь часто приводимых сочинениях Брема и Ренгера.
вернуться
Гузо приводит весьма любопытный рассказ о своих наблюдениях по этому предмету (, Facultes mentales des Animaux, т. II, стр. 348).
вернуться
См. замечания по этому предмету у Maudsley, The Physiology and Pathology of Mind, 2-е изд., 1868, стр. 199.