Из всего сказанного им по поводу психических состояний можно понять, что м–р Тайлор рассматривает только различие между нами и известными нам дикарями. Но люди, которые ex hypothesi разработали учение о душах, находятся за пределами наших познаний, они находятся далеко позади современных дикарей, у которых мы обнаруживаем не только веру в души и в призраков, но и веру в моральных богов. О психическом состоянии первобытных людей, которые разработали теорию душ и основали религию, мы ничего не знаем. Если существуют такие явления, как предвидение, телепатия и т. п., то неизвестные нам далекие предки могли (это все, что представляется возможным сказать) быть особенно открытыми для них, а следовательно, были особенно расположены верить в существование отдельных душ. В действительности же, когда мы пишем об этих столь далеких от нас основателях религии, мы вынуждены блуждать во тьме или довольствоваться мерцающим светом аналогий. Низшие животные обладают способностями, которые кажутся нам таинственными (они, например, могут найти дорогу домой, находясь в незнакомой местности, а муравьи могут усваивать и передавать друг другу знания). Сообщения о страхе собак, находящихся в доме, наполненном привидениями, и лошадях, избегающих мест обитания призраков, не являются редкостью; упоминает о них вскользь и м–р Тайлор. Валаамская ослица и собаки, припадающие к земле и жалобно скулящие перед Афиной, которую Эвмей не мог видеть, являются «классическими» примерами.
В данном случае слабость антропологического аргумента — мы должны снова повторить это — заключается в том, что мы знаем ненамного больше об умственном состоянии и переживаниях древних мыслителей, разработавших учение о душах, чем об умственном состоянии и переживаниях низших животных. И чем более убежденно какой–нибудь философ верит в гипотезу м–ра Дарвина, тем меньше у него возможностей сказать себе, что он знает о том огромном промежутке времени, который лежит между низшими животными и полностью развившимся человеком. Что представлял собой человек, когда он впервые постиг начала религии или получил ее свет? Все ответы на этот вопрос — не более, чем догадки. Мы можем сослаться здесь на гегелевскую теорию, согласно которой предвидение и гипнотические феномены есть не что иное, как разновидности временного атавизма и уходят корнями в древнее состояние «чувствительной души» (Fuhlende Seele). «Чувствительная» (ничем не обусловленная, проницательная) способность или «душа» есть всего лишь «болезнь, если она проявляется у сознающего себя, образованного и владеющего собой человека, принадлежащего к нашей цивилизации»[26]. Гегель считал, что «второе зрение» является продуктом более ранних времен и менее развитого сознания.
Подходя к этому почти нетронутому предмету — психическому состоянию древнего человека — не с точки зрения метафизических спекуляций, как это делал Гегель, а с точки зрения современной психологии и физиологии, берлинский доктор Макс Дессуар, во многом следуя м–ру Тейну, пришел, как мы видим, почти к тем же выводам. «Эта всецело осознанная жизнь духа», которая наблюдается сейчас у современных нам людей, «кажется имеет в своей основе субстрат рефлексивного действия галлюцинаторного типа». Наше современное состояние не является «фундаментальным», а «галлюцинация представляет собой, по крайней мере, в ее ранней стадии развития, главный стержень нашего психического существования»[27].
Теперь предположим, что отдаленные и неизвестные нам предки, которые впервые разработали учение о душах, не отошли далеко от «главного стержня нашего психического существования», от постоянного галлюцинирования. В этом случае (по крайней мере, согласно теории д–ра Дессуара) мы бы не смогли вынести суждение об их психических переживаниях, а с другой стороны, не могли бы игнорировать их, поскольку они, по всей вероятности, повлияли на возникновение религии.
27
См.: Mr. A. J. Balfour's, Presidential Address to the Society for Psychical Research, Proceedings, Vol. X: Taine, De l'lntelligence, I, pp. 78, 100, 139.