Небо наливалось свинцом. Бородач вернул письмо в бумажник и собирался засунуть его в карман умирающего, но почувствовал рядом с собой какое-то движение. Он зажег свечу и посветил над головой. Ничего. Видимо, это пролетела летучая мышь, вампир, сосущий у спящих кровь из пальцев. Вздрогнув от отвращения, бородач схватил бутылку и швырнул наугад в темноту. Зазвенело разбившееся стекло. Умирающий закашлялся, его дыхание участилось, он поднял глаза на высокий силуэт у своего изголовья, попытался привстать, но не сумел. Кровь хлынула у него изо рта, и он рухнул навзничь. Все было кончено. Бородатый мужчина машинально перекрестился, пробормотал: «Покойся с миром, аминь» и закрыл покойнику глаза.
Теперь следовало незамедлительно привести в действие свой план. Дождаться рассвета, привести в порядок тело усопшего, по возможности скрыв след от ранения, и сообщить властям, чтобы кто-нибудь засвидетельствовал смерть. Похороны нужно организовать как можно быстрее. Он выбрал деревню Лас-Хунтас, потому что здесь не было ни священника, ни плотника, и тело зароют в землю в простом саване, так что через несколько месяцев от него останутся одни кости.
Мужчина прилег, не разуваясь. Он ужасно устал, но уснуть не мог и напряженно размышлял о том, что ему предстояло сделать. Когда все закончится, мул за пять-шесть дней довезет его до порта Буэнавентуры, где он поднимется на борт парохода английской морской компании и поплывет в Панаму. Там он сядет в поезд и доберется до Барранкиллы. Фрегат «Лафайетт» покинет колумбийские воды через двадцать четыре часа и в середине декабря бросит якорь в Сен-Назере.
Он достал из кармана покойника мятую сигару и закурил. Летучая мышь с тревогой следила за красным огоньком, мелькавшим перед лицом человека.
Глава первая
Четыре месяца спустя
— Он был такой добрый, мягкий человек, я так его любила! Боже, он был…
Женщина под вуалью монотонно повторяла эту фразу, бессильно привалясь к дверце фиакра. Другая, сидевшая напротив, незаметно крестилась. Скрежет рессор и грохот колес по булыжной мостовой заглушали голос дамы в трауре. Ее причитания звучали, словно детская считалка.
Экипаж остановился на улице Рондо, перед одним из входов на кладбище Пер-Лашез. Возница слез с козел, чтобы договориться со сторожем, сунул ему деньги, вернулся и щелкнул кнутом.
Опередив похоронную процессию, фиакр въехал на круговую аллею кладбища. Дождь сверкающим куполом накрывал огромный некрополь. По обеим сторонам аллеи стояли часовни и мавзолеи, украшенные пухлыми ангелочками и безутешными нимфами. Дорожки, поросшие редкой весенней травой, петляли среди могил. Клены, туи, буки и липы возвышались над надгробиями.
Фиакр свернул и едва не сбил высокого седовласого старика, любовавшегося роскошными формами бронзовой плакальщицы. Лошадь встала на дыбы, кучер выругался, а старик завопил, грозя ему кулаком: «Будь ты проклят, Груши[1], я убью тебя!», после чего удалился нетвердой походкой.
Кучер прищелкнул языком, успокаивая лошадь, доехал до южного бокового прохода и остановился у склепа хирурга Жака-Рене Тенона.
На землю спрыгнула молодая женщина в простом черном шерстяном платье, узком приталенном жакете с наброшенной на плечи шалью и ситцевом чепце, из-под которого выбивались пряди белокурых волос. Она помогла выйти женщине постарше, блондинке в глубоком трауре, чьи шиншилловая шапочка и каракулевое манто больше подошли бы для экспедиции на Северный полюс, чем для визита на кладбище.
Женщины постояли, глядя на тени, отбрасываемые фиакром и лошадью в свете угасающего дня, потом дама в манто приказала девушке в чепце:
— Скажите ему, пусть подождет нас на улице дю Рено.
Служанка передала слова хозяйки кучеру и заплатила ему. Тот приложил два пальца к клеенчатому цилиндру, гаркнул: «Но!» и поспешил прочь.
— Не стану я торчать тут ради бабы, которая забывает о чаевых! Вернетесь пешком как миленькие! — ворчал он себе под нос, настегивая лошадь.
— Дениза! — недовольно окликнула девушку дама в каракулевом манто.
— Да, мадам, — живо откликнулась та, подходя к хозяйке.
— Что с вами? Дайте мне ее скорее, нечего глазеть по сторонам!
— Ничего, мадам. Просто… мне немного страшно. — Девушка достала обернутый шарфом плоский прямоугольный пакет и протянула его даме.
— Чего вы боитесь? Здесь, на кладбище, мы под защитой Всемогущего Господа. Дорогие нашему сердцу усопшие окружают нас, смотрят на нас, говорят с нами! — воскликнула женщина.
1