Молодой Щетининъ только слушалъ, а не говорилъ. Ему нельзя было говорить при отцѣ, а видно было, что хотѣлось. Споръ зашелъ о лошадяхъ.
Князь Лука Ивановичъ хвасталъ Аргамакомъ, а Щепотевъ не вѣрилъ и Ерлоковъ поддакивалъ, говорилъ, что отъ конницы въ бою проку мало. —
Князь Лукѣ Ивановичу было лѣтъ 60, но какъ и смолоду, такъ и теперь, онъ былъ огневый; и всегда то онъ говорилъ такъ скоро, что безъ привычки трудно понять его, и всегда онъ и руками махалъ, и вскакивалъ и въ лицахъ показывалъ, что разсказываетъ, а, когда выпьетъ, да еще раздразнятъ его, такъ онъ пыхалъ, какъ порохъ.
— Что въ конницѣ, — закричалъ онъ, схвативъ своей жилистой съ синими узловатыми жилками маленькой вогнутой рукой за длинный [?] рукавъ дьякова кафтана. Онъ нахмурилъ свои черныя тонкія брови, и соколиный загнутый носъ еще круче загнулся надъ выставленной нижней челюстью. — Въ прахъ те расшибу; вотъ какой толкъ. Выводи на меня четырехъ съ ружьями, и всѣхъ собью и на арканѣ любаго увезу. Эхъ вы, горюны. —
Щепотевъ помоталъ своей широкой головой и посмѣялся. —
— Съ однимъ попробуй, Князь. —
— Съ однимъ? Выходи.
— Ладно. —
— Никитка, — крикнулъ Князь Иванъ Лукичъ сыну, — вели весть Аргамака, — нѣтъ, самъ веди. Сейчасъ стопчу.
Молодой Князь былъ похожъ на отца, только былъ много красивѣй его. Тѣже были огненные глаза, тотъ же носъ, но прямѣе, только съ малой горбинкой, и ротъ такой, что, когда онъ улыбался промежду усовъ и бороды, которая росла у него черная, не сплошная, а оставляя просвѣтъ подъ концами губъ, нельзя было не улыбаться и весело стало смотрѣть. Онъ былъ и выше ростомъ и статнѣе отца.
Онъ взглянулъ на Щепотева, похмурился — видно не нравилось ему, что Щепотевъ дразнилъ отца, взглянулъ на отца и вышелъ изъ палатки. —
Левашовы два брата сидѣли молча. Они были крупные, крупные, толстокостные ребята. Старшему было лѣтъ 40, и онъ былъ по толше; и руки, и носы, и зубы у нихъ длинные, угловатые и крѣпкіе.
Старшій обтеръ рукавомъ рѣдкіе усы и сказалъ, опустивъ зрачки:
— Попытать надо.
—————
Когда привели лошадь, Кн. Иванъ Лукичъ ужъ забылъ про нее, онъ разсказывалъ, какъ подъ Чигириномъ онъ сбилъ двухъ лошадей. —
Дѣло стало за споромъ. Кн. Лука Иванычъ былъ выпивши.[167] —
* № 13.
<Осенью 1694 года кромѣ потѣшныхъ воиновъ, собранныхъ въ Семеновскомъ и Преображенскомъ, собраны были и стрѣльцы и пушкари Московскіе и рейтары и драгуны и еще собраны съ 22 городовъ дворяне помѣщики съ ратными людьми. Все войско, тысячъ 8 — раздѣлили на двѣ части, построили крѣпость у Москвы рѣки, и была примѣрная война: бились тупыми копьями, топтались лошадьми, палили изъ ружей холостыми зарядами и изъ пушекъ холостыми бомбами. Потѣшная война шла ужъ 3-ю недѣлю, и все городокъ держался и Русскіе не могли взять его. —
Въ первое воскресенье[168] послѣ Покрова всему войску данъ былъ роздыхъ. —
Въ это воскресенье у Щетинина князь Луки Ивановича случилось несчастье. —
Лука Ивановичъ былъ стольникомъ въ молодыхъ годахъ при Царѣ Алексѣи Михаиловичѣ; но ужъ лѣтъ 30 жилъ въ своей Ефремовской вотчинѣ и выѣзжалъ только въ походы, когда высылали ратныхъ людей.
A выѣхалъ теперь въ Москву Кн. Лука Ивановичъ не одинъ, а самъ другъ съ сыномъ среднимъ, Никитой (у него было 3 сына: Петръ, Никита и Левъ) и не съ 10-ю, а 20-ю человѣками. —>
Въ это утро къ Князь Лукѣ Ивановичу пришелъ обозъ изъ вотчины, четыре подводы привезли овса, крупъ и три боченка меду стоялаго и поклонъ отъ Княгини старухи и отъ сыновей. Дворяне разставились въ 2-хъ верстахъ отъ Кожуховой деревни на полѣ у лѣса [?], <кто въ ша>лашахъ плетеныхъ, кто въ шатрахъ полотняныхъ, кто промежду повозокъ <подъ подвязанными оглоблями>. Князь Иванъ Лукичъ ночевалъ съ сыномъ на кошмахъ промежъ двухъ повозокъ. Оглобли были подвязаны кверху и накрыты кожами, а сзади завѣшены по шестамъ рогожами для затишья. —
167
Рано утромъ къ Князю Ивану Лукичу зашелъ въ гости сосѣдъ Екимъ Антонычъ Ерлоковъ, сосѣдъ и привелъ съ собой зятя, Щепотева молодаго. Щепотевъ ужъ два года былъ записанъ въ Потѣшные и былъ Преображенскимъ солдатомъ. Иванъ Лукичъ велѣлъ разстелить ковры, достать изъ ямы боченокъ меду и поилъ гостей. Случилось такъ, что, о чемъ бы ни заговорили, Щепотевъ спорилъ съ хозяиномъ. Стали говорить о коняхъ. Кн. Иванъ Лукичъ всегда огневый, когда бывалъ подъ хмѣлькомъ, пыхалъ, какъ порохъ. Онъ велѣлъ привесть аргамака и хотѣлъ показать его удаль. Когда Кн. Иванъ Лукичъ сталъ садиться, онъ былъ пьянъ, старъ, осклизнулся по стремени, оборвался и упалъ. Щепотевъ засмѣялся. Молодой Князь, не говоря слова, замахнулся копьемъ <и> ратовищемъ, расшибъ въ кровь голову Щепотьеву. Щепотьевъ выхватилъ тесакъ, хотѣлъ драться. Его удержали. Тогда Щепотевъ ушелъ въ Кожухова и черезъ часъ времени за молодымъ Щетининымъ* пришли по Государеву приказу преображенскіе потѣшные двое и 10 стрѣльцовъ, связали молодому Князю руки и отвели его въ Кожухово.
—————
Съ старика сразу весь хмѣль [со]скочилъ, и онъ [на] томъ же аргамакѣ поѣхалъ къ свату, къ стольнику Хованскому Князю уговорилъ его ѣхать съ собой просить за сына и съ тремя людьми, держальниками своими, да съ 5 за Хованскимъ поѣхалъ просить милости за сына.
*