Раненый оказался молодым парнем. Шагровский не дал бы ему и двадцати пяти лет. Ну, вылитый аспирант — таких на любой кафедре на рубль — пучок. Правда, глаза у него были не аспирантские, совсем не аспирантские. Впрочем, у профессора Каца, настоящего профессора, тут уж сомнений не было, глаза сейчас тоже были совсем не профессорские.
— Говоришь на хибру? — спросил дядя Рувим на иврите.
Раненый молчал, все так же надсадно дыша. На его тонких губах вскипала кровь, черная в лунном свете.
— Английский? — переспросил профессор. — Русский? Французский?
Противник молчал.
Рувим Кац пожал плечами и без размаха вонзил нож в подключичную впадину лежащего. Глаза парня не просто расширились, они вылезли из орбит.
— Держи ему ноги! — приказал дядя.
При всем посредственном знании человеческой анатомии Шагровский понял, что лезвие проникло в нервный центр. Не отводя взгляда от искаженного болью лица, профессор повернул нож в ране. Туда, а потом обратно.
Раненый закричал, и от крика из его открытого рта полетели темные брызги. Он попытался двумя руками оттолкнуть руку дяди Рувима, но тот навалился на рукоять всем весом, и парень бессильно засучил ногами, а через секунду начал скулить, как ушибленный щенок.
— Английский? Русский? Немецкий? — дружелюбно повторил профессор. Но от этого дружелюбного тона у Шагровского пошел мороз по коже.
— Я говорю по-английски, — прохрипел раненый. — Я. Говорю. По-английски.
— Уже лучше… Имя?
— Артур. Артур Киннер.
— Кто тебя послал?
— Я не знаю.
Нож с хрустом провернулся в ране.
Парень заорал так, что крики умирающего, зажатого обломками квадроцикла преследователя показались тихими стонами. Шагровский краем глаза увидел, что Арин, обыскивающая вездеходы, смотрит на них с нескрываемым ужасом.
— Кто тебя послал?
— Я не знаю, — простонал-проплакал раненый. — Я не знаю, не знаю… Меня нанимают, меня просто нанимают! Я не знаю кто! Это же правило! Никто не знает нанимателя…
Из-под рукояти ножа плюхнуло кровью.
— Сколько человек в группе?
На этот раз ответ последовал незамедлительно.
— В пустыне две группы по шесть человек!
— Ты их знаешь?
— Познакомились на брифинге. До этого никого не видел.
Он захрипел и заперхал, отплевываясь кровью.
— Где был брифинг?
— В Каире.
— Где остальные?
— В каждой группе один координатор и его вестовой. Они ждут в точке выхода.
— Задача группы?
— Уничтожить твою экспедицию. Зачистить тех, кто выскочил ночью. Никто не должен был уйти. Группа номер три облажалась, иначе все закончилось бы там, на горе.
— Это все? Других заданий не было?
— Забрать рукопись. Или уничтожить на месте. Это по обстоятельствам.
— Вам сказали, как выглядит рукопись?
— Да. Нам сказали, что ты поместил ее в контейнер.
Дядя коротко выматерился. Естественно, по-русски.
— Сколько людей в группе номер три?
— Я не… А-а-а-а! — заорал парень надрывно, снова пытаясь вывернуться. — ДВЕНАДЦАТЬ! ВСЕГДА ДВЕНАДЦАТЬ!
— Почему всегда двенадцать?
— Не знаю. Это какая-то традиция…
— Командир? Кто командир?!
— Немец! Его зовут Вальтер! Но это не настоящее имя…
— Откуда ты знаешь?
— Я видел его… У нас было дело… И тогда его звали иначе. Не надо, НЕ КРУТИ!
— Я хочу, чтобы ты был разговорчивым, — пояснил Рувим, улыбаясь, и онемевший от ужаса происходящего Шагровский понял, что совершенно не знал собственного родственника. И еще, что матери он никогда и ничего об этой ночи не расскажет. Если, конечно, выйдет живым из этой передряги.
— Что за дело у вас было? — ласково спросил профессор, не выпуская рукояти ножа из рук. — Не стесняйся, упырь, расскажи.
— Два года назад. В Вероне.
— И что ты там делал…
— Нас наняли убрать одного старика…
— Имя?
— Чезаре Каприо! НЕ КРУТИ НОЖ, ПОГАНЫЙ ЕВРЕЙ!
Сначала дядя выглядел ошарашенно, но через секунду взял себя в руки, и на лицо его вернулось то самое пугающее Валентина до смерти выражение. Таким бы мог глядеть на жертву Аваддон[57], если бы постарел, слегка отяжелел и поседел.
— А теперь послушай меня, мальчик, — он наклонился над раненым, и Шагровский увидел, как улыбка растянула профессору рот, и от этого задвигались покрытые седой щетиной щеки. — Внимательно послушай. Ты же не хочешь, чтобы я медленно разрезал тебя на части? Или хочешь?
Казалось, что голос дяди Рувима змеей заползает под кожу и скользит по нервам в глубь тела, по направлению к сердцу, чтобы обвить его плотными тугими кольцами.
57