Даже поверхностное знакомство с биографиями упомянутых писателей свидетельствует о совершенно различных характерах.
Почему же Ибсена, Кнута Гамсуна, Метерлинка, Пшибышевского, Оскара УайлЬда и т. д. восторженно приветствовали одни и не взлюбили другие? Почему в массах удержалось представление о них как о людях одного направления? Почему при слове «модернизм», «символизм», «декадентство» у обычного читателя возникает несколько определенных представлений и идей, как при слове: «романтизм» возникает представление о средневековом замке, о лунном свете, мечте и т. д.?
Если вы хотите найти это общее, это единственное, что остается для масс от всех направлений, — то ищите повелительных наклонений, и вы увидите, что массы никогда не ошибаются.
Нет поэтов одного направления. Нет произведений одного направления. Но есть проповедь, ведущая к одной цели, есть общее повелительное наклонение, отраженное в различных образах. Люди действительно объединяются не в мыслях, а в действиях. Часто одинаково мыслящие постигают лишь в действии, насколько чужды они друг другу. И как часто различно мыслящие узнают свое сродство лишь тогда, когда нужно избрать программу действий. Мыслить одинаково могут несходные, действовать одинаково — только сходные.
Мысль никогда не характеризует человека вполне, действие — всегда.
Модернисты едины в программе действий.
Вот главные пункты этой программы2:
Первый.
Люби только себя, выше всего цени глубину и яркость своих душевных переживаний.
Штирнер: Я ничего не делаю— ни бога ради, ни человека ради; все, что я ни делаю, я делаю лишь ради самого себя. („Единственный и его собственность».)
Ницше: И кто называет «я» здоровым и священным, а себялюбие блаженным, тот, по истине, говорит, что знает он, как прорицатель: «Вот он приближается, он близок, великий полдень!». («О трояком зле», в книге: «Так гов. Заратустра».)
(«Бранд».)
Метерлинк: Нужно, чтобы каждый нашел для себя личную возможность жить жизнью высшей среди скромной и неизбежной действительности каждого дня. В нашей жизни нет более благородной цели. («Глубокая жизнь» в книге: «Сокровище смиренных».)
О. Уайльд: Цель жизни — саморазвитие. Выразить во всей полноте свою сущность — вот зачем каждый из нас живет... Люди не эгоистические всегда бесцветны, в них не хватает индивидуальности. («Портрет Дориана Грея».)
Пшибышевский: Я есмь я и в то же время собственный мир, и мне нет дела до того, соглашаются ли со мною или нет. («Ното Sapiens».)
(«Художник», в отделе: «Художник-дьявол».)
Гамсун: Я хочу порвать с светом, я отсылаю ему кольцо обратно: я бродил как глупец среди других глупцов, я делал глупости, я даже играл на скрипке, и толпа кричала мне: «хорошо рыкаешь, лев». Мне делается тошно, когда я вспоминаю этот невыразимо пошлый триумф, когда мне рукоплескали людоеды.
Я не хочу конкурировать с каким-нибудь телеграфистом, я удаляюсь в Долину Мира и превращаюсь в мирного обитателя лесов, я поклоняюсь своему богу, распеваю песенки, делаюсь суеверным, бреюсь только во время прилива и сообразуюсь с криком тех или иных птиц, засевая свое поле. («Мистерии».)
(«Новые заветы».)
Ф. Сологуб: Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из нее сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во тьме, тусклая и бытовая, или бушуй яростным пожаром, — над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном. («Навьи чары».)
А. Блок: Самое большое, что может сделать лирика, — это обогатить душу и усложнить переживания... Никаких идейных, моральных или иных выводов я здесь не делаю. (Предисловие к «Лирическим драмам.»)
Второй.
Смотри на людей, как на средство к достижению указанной выше цели. Люди — лишь материал для обогащения твоего «я». Презирай и ненавидь их заботы и тревоги, или будь к ним равнодушен.
2
Мне скажут: „В этих же книгах есть повелительные наклонения противоположного характера” Я скажу: „Умейте читать, и вы увидите, что это противоположное — только углубление и расширение изложенной здесь программы жизни: и иной не извлечете вы”.
Мне скажут: „Но у этих писателей есть не только повелительные наклонения; у них есть и другие мысли и образы”. Я скажу: „Совершенно верно. Но простой человек ценит в писателе только учителя. Простой человек спрашивает только:
Мне скажут: „Модернисты писали не для простого человека, они даже придумали для него презрительные клички:
Мне скажут: „Но Ницше, Ибсен и пр. неповинны в том, что их не понимают, что толпа извлекает из их книг не то, что они хотели сказать”. Я скажу:
„Ибсен, Метерлинк и пр. действительно ни в чем не виноваты. Но они и не занимают меня. У кого нет более серьезного дела, пусть занимается этими людьми. Я думаю, что самое важное — это как раз то, что извлекает „толпа” из слов и что она читает в них. И исследовать это — дело более плодотворное и нужное, чем копаться в „душах” нескольких человек”.
Мне скажут: „Но кто может распоряжаться чужим имуществом, чужими мыслями и выставлять их в ложном свете?” Я скажу вам: „Это имущество не принадлежит тем, кого вы называете создателями его. Оно создано общими усилиями, а в ложном свете хотят выставить эти мысли как раз те, кто присвоили их себе”.