Есть таланты разной величины но нет талантов, сила которых заключалась бы в борьбе с средой, а не в приспособляемости к ней.
Пошлый в прямом смысле значит тот, кто пошел или способен пойти по рукам.
Наиболее пошлый тот, кто носит в себе способность пойти по рукам наибольшего количества лиц.
Гениальнейшее творение — самое пошлое творение.
Выражение: «люди — братья» — величайшее выражение, которое когда-нибудь было сказано. Оно же — самое пошлое выражение.
В этом нет ничего обидного: чем больше людей находят в тебе себя, тем, может быть, выше ты.
Величайшее существо, когда-либо являвшееся миру, — Христос или те слова, которые собраны под этим именем.
Мах говорит: «Целью всей естественно-научной работы является приспособление наших мыслей к фактам действительности». То же можно сказать о поэтической работе.
О ПОЭТЕ
Не имеет смысла выражение: «Верхарн — поэт», или: «Верхарн — не поэт».
Нет ни одного поэта и ни одного не-поэта, потому что нет ни одного человека (даже среди слывущих за величайших поэтов), который бы мыслил только образами; и нет ни одного человека (даже среди слывущих за неисправимых прозаиков), который бы никогда не мыслил образами. Пожалуй, еще можно сказать: «он в данном случае поэт» или «он в данном случае не поэт».
Быть поэтом (если уже употреблять это выражение) значит быть в известном состоянии.
Во всяком случае быть поэтом не значит обладать особым свойством души или особым даром, отсутствующим у других людей,
Талант есть процесс, но не качество.
Любите поэзию без поэтов.
Наслаждайтесь образами, свободные от того, что мешает этому наслаждению.
Одна из печальных привычек — печатать собрание прекрасных образов под фамилией того или другого автора.
Эта укоренившаяся привычка заставляет непременно в одном собрании помещать и прекрасные и фальшивые образы только потому, что те и другие написаны случайно рукой одного лица. Как будто этот случайный факт может быть положен в основу какой бы то ни было классификации. Это так же нелепо, как если бы мы стали издавать «Полное собрание» сочинений, набранных рукою одного наборщика1.
Задачник мог бы оказаться между лирическим стихотворением и публицистической статьей.
Поэт — не автор своих стихов, во всяком случае не единственный и уж никак не главный автор, и делать его исходной точкой классификации так же безрассудно, как классифицировать животных по цвету кожи.
Поэтов часто упрекают в непоследовательности. Любят также говорить о «переломе». О Гейне, Толстом, Гоголе часто говорят в этом смысле. Обыкновенно это делают тогда, когда в собрании слов, выходящих под фамилией одного автора, находят мысли и образы, непримиримые друг с другом. Но кто же вас заставляет собирать в одну книгу несходное, а затем биться над разрешением неразрешимой задачи: над примирением непримиримого, над объединением необъединимого? Кто вас заставляет держаться старого предрассудка, будто все, напечатанное под одним именем, исходит из единой души? Когда поймете вы, что миллионы людей участвовали в создании всякого образа?
Прекрасный образ не потускнеет оттого, что его поместили в ту же книгу, в которую помещены и плохие образы.
Глубокая мысль не станет менее глубокой оттого, что рядом с ней печатают глупую.
Если в книге вы встретите пламенные слова, выражающие благородные чувства так, что их должен заучить весь мир, — то какое дело вам до того, что на заглавном листе наборщик поместил имя человека, оказавшегося негодяем? Один негодный человек не может бросить даже слабой тени на великие слова, рожденные сложными усилиями многих.
Я не учу индифферентизму. Казните безнравственных людей, но как драгоценнейшее сокровище, храните лучшие слова, вынесенные человечеством. Если я скажу вам: «любите прекрасную книгу, хотя ее набирал наборщик, набиравший когда-то гнусную книгу», — вы не скажете, что я учу индифферентизму.
Как не видите вы, что одна из величайших помех к пониманию поэзии — привычка искать единства в ряде слов, прикрепленных к одному имени только потому, что одной руке пришлось написать эти слова?
1
Если уж классифицировать, то «Утро помещика» следует скорее поместить в один том с «Рудиным», чем с «Войной и миром»; образ Платона Каратаева — с Лукерьей («Живые мощи») и т. д.