«Я не могу этого сделать. Я не могу ослушаться его».
Эти слова звенели в ушах Эллери, наполняя ночной воздух.
Эллери помнил темную аллею, тянущуюся перед ним, помнил тропинку, струящуюся, как вода, под его ногами, помнил шум в ушах, похожий на вой ветра.
Но он не помнил, как рухнул на соломенный тюфяк, не помнил, как новый рассвет потихоньку выкарабкался из-за Холма Испытаний.
Его окружала темнота…
Глава 6
Когда Эллери открыл глаза, минуло утро — теней не было, а над долиной нависла тишина, не похожая на обычное полуденное спокойствие. Это было молчание города-призрака или «Марии Селесты»[74], внезапно покинутой людьми.
Затем послышались рев ослов, мычание быка и лай собак, как будто должно было произойти нечто ужасное.
Или уже произошло?
Эллери сорвался с тюфяка, но остановил себя, вспомнив, что это не должно случиться до заката.
Тогда откуда тишина? Неужели весь Квинан предпочел сбежать в пустыню, чтобы не быть свидетелем происходящего?
Эллери все еще не мог прийти в себя. Сон не освежил его, а солнечные лучи, проникающие через окно, не уменьшали боль в костях.
Он вышел на аллею и зашагал по деревне. Поблизости никого не было. Лишь иногда Эллери замечал какое-то движение за открытыми окнами, а один раз увидел вдали человека — быть может, Водовоза, работающего в поле. «Мельницы должны вращаться, а сухие поля горят»[75].
Нет, жители Квинана не покинули долину. Они просто не могли смотреть на нее сегодня, как будто вместе с заходящим солнцем должны были исчезнуть и холмы. Большинство оставалось дома за закрытыми дверями.
Очевидно, горе их было велико.
Всю вторую половину дня Эллери боролся со своей проблемой и не находил решения.
Выбор сводился к трем вариантам.
Он мог позволить событиям развиваться своим чередом, подчинившись воле Учителя.
Он мог рассказать общине правду. Но в таком случае Учитель стал бы ее отрицать и люди поверили бы ему, а не Эллери.
Он мог прибегнуть к помощи извне, дабы предотвратить исполнение приговора. Но тогда Квинан бы погиб.
Выходит, это был выбор без выбора.
Эллери бродил вдоль ухоженных аллей и вспаханных полей, взбирался на зеленые террасы холмов, не встречая никого, кто бы мог заговорить с ним или хотя бы помахать ему рукой. Дважды он двигался по направлению к фигурам, которые замечал издали, но, когда приближался к месту, где они находились, там никого не оказывалось. Постучать в чью-либо дверь он не мог себя заставить.
В итоге он вернулся к Дому Священного Собрания. Учитель в одиночестве сидел на табурете. Он приветствовал Эллери знакомым жестом благословения и указал на скамью. Эллери послушно сел. Старик выглядел абсолютно спокойным.
— Учитель, — сказал Эллери, — я умоляю вас изменить решение и сказать людям правду.
Некоторое время старик молчал.
— Я долго думал об этом, Элрой, — ответил он наконец, — и не нашел причин изменять то, что написано. Больше я ничего не скажу ни людям, ни тебе.
Солнце начало клониться к западу. Люди появлялись отовсюду — из домов и амбаров, из рощ и с полей — точно урожай зубов дракона[76], превращаясь в неуклюжее многоголовое животное.
Эллери стал одним из них.
Толпа со вздохами и стонами расступилась перед Учителем, неторопливо идущим вперед, раздавая ритуальные благословения. Затем он вновь оказался скрытым толпой.
Когда они дошли до места назначения и толпа расступилась вновь, Эллери увидел Учителя, лежащего на приготовленном для него ложе, и едва не вскрикнул от облегчения и радости.
Как он мог быть настолько слеп, чтобы воспринимать буквально то, что являлось всего лишь символом? То, что он видел, было аналогом ежегодных ритуалов кающихся приверженцев религиозного общества «Братство Света», которые устраивали мистические действа в горах Нью-Мексико. Исполняемые в потайных местах, эти мистерии, символизирующие очищение от грехов, не доходили до акта лишения жизни, хотя главное действующее лицо нередко испытывало настоящие мучения.
Эллери интересовало, каким образом изолированная община Квинана узнала об этих ритуалах. Или они возникли здесь самостоятельно?
74
«Мария Селеста» — корабль, обнаруженный в океане покинутым моряками, судьба которых неизвестна.
75
Перефразированная цитата из «Песни Чаттахучи» американского поэта Сидни Ланира (1842–1881).
76
Имеется в виду греческий миф, в котором основатель Фив Кадм по совету богини Афины посеял зубы убитого им дракона, из которых выросли воины, начавшие убивать друг друга.