Тем не менее существует целый ряд других богословских концепций богодухновенности, при использовании которых вопрос о пророческом авторстве тех или иных библейских книг не имеет столь существенного значения. В первую очередь это относится ко многим концепциям, представляющим богодухновенность как форму богооткровенности, причем как консервативным, так и либеральным. Так, многие консервативные евангелисты в настоящее время придерживаются концепции богодухновенности, приближающейся к традиционной идее «божественной диктовки», фактически превращающей богодухновенность в форму богооткровенности. Американский протестантский богослов М. Эриксон описывает этот механизм следующим образом: «Бог действует в жизни апостола или пророка, делая его тем человеком, которым он является, обладающим тем словарным запасом, который необходим ему в соответствии с волей Бога. Этот человек находится в столь тесном отношении к Богу, так что он становится чрезвычайно восприимчивым к Его воздействию. Затем Бог с помощью Святого Духа действует в его сознании, направляя и формируя его мысль весьма определенным образом. Таким образом человек пишет, используя те слова, которые пожелал Бог, однако без всякой сознательной диктовки»25. Методистский теолог У. Абрахам, критически относящийся к данной концепции, характеризует предлагаемое ей понимание богодухновенности как «род телепатической диктовки, не осознаваемой автором»26. При подобном подходе весь текст Священного Писания оказывается в равной степени произведением Бога (plenary verbal inspiration), так что вопрос об авторстве конкретных библейских книг, участии редакторов в работе над ними теряет свое значение, равно как и вопрос о получении авторами непосредственных божественных откровений сверхъестественного характера. Подобный подход имеет определенные плюсы; в чем-то он может быть сопоставлен с «каноническим подходом» Б. Чайлдса, который применяет близкие критерии уже не к отдельным библейским книгам, а ко всему канону Священного Писания. Его недостатком может быть некоторая апологетичность (современный библейский текст предстает как непогрешимый независимо от любых вердиктов историко-критического метода) и сложность, если не невозможность, его эмпирической проверки (неслучайно У. Абрахам причислил описанный подход к дедуктивным теориям богодухновенности). В принципе, наша работа может отчасти быть опытом проверки практической применимости подобной теории – если мы обнаружим, что текст книги Даниила, на протяжении столетий составлявшийся целым рядом авторов и редакторов, несет определенное послание свыше, превосходящее знания и кругозор всех участников работы над этим сочинением, то концепция «телепатической диктовки» свыше начинает выглядеть более убедительно.
Либеральные теории богодухновенности подходят к проблеме с другой стороны – они фактически растворяют богооткровенность в богодухновенности, воспринимая любые пророческие прозрения как форму вдохновения, в той или иной мере присущего любым выдающимся личностям. В качестве примера подобной позиции можно привести взгляды английского богослова первой половины прошлого века Г. Робинсона. Он полагал, что «существуют бросающиеся в глаза сходства между вдохновением древних пророков и вдохновением известного поэта или ученого. Все они переживали опыт, который объединяет то, что он называет принуждением и интуицией. То есть они создают свои лучшие работы не по своей воле, но как будто движимые принуждающей их силой: это элемент принуждения. И они часто переживают вспышку озарения, которая завершает длительный процесс размышления над определенным предметом: это элемент интуиции. В этом переживании все они придают определенную выраженную форме некой истине, которая уже существовала, но еще не была явлена людям. Это то, что отличает их от других. То, что отличает пророков от поэтов и ученых – это сфера, в которой они действуют. Вдохновение пророков реализуется в моральной и религиозной сфере»27. Подобный подход также делает непринципиальным как вопрос об авторстве книги Даниила, так и вопрос о том, было ли пророческое вдохновение стимулом, который вызвал у автора пророческие видения или только позволил ему сочинить эти видения – оба этих случая равным образом подпадают под широкое определение богодухновенности как аналога поэтического или исследовательского вдохновения. Примечательно, что подобный подход к богодухновенности книги Даниила находит неожиданное подтверждение в еврейской традиции. В ней книга Даниила традиционно причисляется не к разделу Пророков, а к разделу Писаний, который объединяет то, что может быть названо «богодухновенными литературными произведениями» (Псалтирь, Экклесиаст, Притчи и др.). Еврейский средневековый философ Моисей Маймонид определял вдохновение авторов Писаний следующим образом: «Вторая степень [пророчества] – это когда человек чувствует, как будто нечто нисходит на него, и некая иная сила овладевает им и побуждает его говорить, и он начинает говорить слова мудрости или хвалы или слова полезного наставления, или речи, касающиеся управления государством или Божественных предметов, и все это во время бодрствования, когда он пользуется своими чувствами как обычно, – и тогда говорится о нем, что он говорит посредством “духа святого”. И посредством такого рода “духа святого” сочинил Давид Псалмы, а Соломон написал Притчи и Экклезиаст и Песнь Песней; и также написаны книги Даниила и Иова и книги Хроник, и прочие “Писания” также написаны посредством этого рода “духа святого”» (Путеводитель растерянных. Часть 2. Глава 45).