Того ж дня Патриарх отпевал погребение у Феклы над игуменом Мелхиседеком, в омофоре и в епитрахили и в шапке и в клобуке без посоха; егда чел Евангелие, не сымал с себя шапки и клобука, такожде и молитву чел, и отпуск творил. Говорил Арсению поп Анания, чтобы его Арсений постриг в чернцы, и Арсений рек: али ты не пострижен? и он рек; еще не пострижен; и Арсений рек: добро, если хочешь. А платье тот Анания носит чернеческое и камилавку, и служит обедню все с прочими попами в ряд; и в экзархи посылали его в Лиду дважды. А поставил его в попы Паисий Патриарх, тому лет шесть; а женат не бывал. Того же дня сказывал диакон Иона: говорил де тебе поп Анания, чтоб постричь его в чернцы; а теперь де про то сведали, и запретили ему в том, для стыду. А попы и диаконы и чернцы молодые, иные и старые не пострижены многие, и служат и платье чернеческое носят, все без мантий и без клобуков; а как Арсений приехал, и Патриарх застыдился того, что Арсений в клобуке всегда ходит, приказал и всем своим чернцам постриженным и непостриженным ходить в клобуках.
Февраля в 23 день Патриарх Паисий от заутрени сошел по третей песни на седальнах. Того же дня обедать пошел, со всеми своими старцы, ко армянам; тутож и Арсения и Иону взяли с собою; яства были все постные; пили вино. Как Патриарх пошел к армянам, встречали армяне за монастырем с кадилом, со свещами; а Патриарх армянский, и прочие власти большие встречали в монастыре у ворот со крестом и с хоругви, и пошли в церковь; пели армяне; потом в церкви пред престолом поставили стул сгибной и послали ковер шелковый цветной с золотом и серебром, и посадили на нем Патриарха нашего, а разувал диакон его Дорофей. Потом иерусалимский архиепископ армянский препоясался лентием, умывал ноги Патриарху Паисию; а большой армянский Патриарх воду взливал; и потом целовали у Патриарха все власти армянские и все миряне руку, и кропил их тою водою, которою ноги умывали Патриарху нашему. А большой Патриарх армянский целовался с Патриархом в уста, и омоча в воду персты рук своих, по лицу помазывал ими. Потом пошли в трапезу и там ели. Сидели Патриарх армянский с нашим Патриархом вместе и ели с одного блюда; армянский сидел с правой руки у нашего Патриарха. Антиохийский — армянский сидел от нашего Патриарха с левой руки, и ел в другом блюде; а иерусалимский архиепископ армянский сидел с правой стороны, а ел в одном блюде[120]; потом греки все сидели по обе стороны, а под ними сидели армяне, купцы великие[121]; а прочие власти армянские никто не сидел за столом, а все стояли и пели, а иные стряпали; а все в мантиях и в клобуках; немногие, человека с три токмо, были в клобуках в одних без мантий, в рясах; и патриархи армянские сидели за столом в мантиях и в клобуках, а наш без мантии в клобуке токмо[122]. Есть было гораздо много, и стройно добре[123]; палата вся послана коврами, а сверху образы, и по стенам на полотнах устроены образы. После стола пошли на верх церковный, потом в келью Патриарха; и там сидели и пили и овощи ели; потом провожал Патриарх армянский со всеми своими до ворот; и целовались меж себя, и пошли. А как сидя за столом Патриарх Иерусалимский говорил заздравную чашу, стоя, Патриарху армянскому Филиппу, и здравствовались и целовались в уста. Потом чашу заздравную говорил Филипп Патриарх нашему Патриарху Паисию; чашу пили сидя, а греки пили чашу стоя.
Глава 22. О избрании митр. Неофита в Вифлеем, и о службе вечерней в великой церкви около Гроба Господня
Февраля в 29 день, в неделю сыропустную, в трапезе с братиею, после стола пришел к Патриарху Иерусалимскому Патриарх армянский большой с митрополиты своими и с купцы, и сидели у него в келье, пили и ели овощи токмо. На Федоровской неделе, в четверг, избрание было, в церкви царя Константина, митрополита Неофита[124] в Вифлеем. А в пяток диакон Исаия русин ему нареченному митрополиту говорил у Патриарха в келье: хотят тебя поставить в митрополиты, а ты еще и не пострижен в чернцы; как тебе будет иных постригать, а ты и сам не сподоблен того дара. Патриарх то услышал и спросил у них: что́ вы говорите? и они то сказали; и Патриарх молвил: перестригу я и всех их, дай мне мало сроку. И в субботу поутру Патриарх нареченного митрополита у царя Константина сам постриг в чернцы; а мантию имали у Исаии диакона. И постригшися, митрополит мантию ту, в коей пострижен, сложил тотчас, и ходил без мантии; только лишь положили на него в постригании, а никто его не видал в мантии. И тот митрополит и в игуменах был в Яссах не пострижен. В неделю православную поставил его в митрополиты, а мантии святительской ему не дал же. В ту же субботу, после обеда, пошли в великую церковь, и пели вечерню, и литию пели сходом: вышли с хоругви и со кресты, и со ослопными свещами, попы все облачася, також и диаконы с кадилы в стихарях; Патриарх сверх мантии епитрахиль и омофор, и в руки крест взем, шел назади; а диаконы спереди его кадят; а впереди идут хоругви, таже со крестами, потом со свещами; свещницы[125] все наперед идут, а певцы поют. И вышли из церкви в южные двери, и пошли на восток около великого алтаря; и пришед ко Гробу Христову, Патриарх стал у дверей на восток лицем, а свещницы[126] по чину по сторонам; диаконы говорили ектении, что на литии; потом пошли около Гроба Христова и к месту, идеже Христа Бога нашего, снем со креста, помазали, и тут говорили ектению ж; таже поп молитву «Владыко многомилостиве» говорит на запад лицем. Потом пошли в церковь в те ж двери, в которые вышли, и пели стиховну, и хлебы были. По отпусте Патриарх в келью к себе пошел; по времени ужинали. На первом часу ночи чинили митрополиту наречение: облачился в ризы с епитрахилью, и став пред престолом, отворя Царские двери, говорил: «Благословен Бог наш», а в церкви у Царских дверей власти и священницы стояли. И говорил один клирик «Царю небесный», и по «Отче наш» тропарь; таже нареченный говорил ектению и отпуст в Царских дверях. Таже сказывал ему титлу эконом, потом митрополит нареченный ему говорил ответ; потом разоблачась пошли в келью к Патриарху. А как ставили митрополита в сборное воскресение, по обычаю облачился поп недельный, отдействовал проскомидию; а Патриарху место рундук сделан о пяти ступенях, а на шестом сидит, и послан коврами даже до престола; и тот рундук он учинил и путь коврами устилал по слову Арсениеву: расспрашивал, как на Москве чин поставлению. Облачился Неофит в ризы с епитрахилью, и вышед в Царские двери, стал противу Патриарха на орле; орел на бумаге на листу написан двоеглавый с короною, а под ногами града нет у орла. И чел исповедание: «верую во единаго Бога», потом целовал, взошед на рундук, Патриарха в плеча, потом митрополита и епископа, и паки на свое место пошел в алтарь, и облачился в стихарь со всем и в ризы; и начали литургию; и он был в алтаре до входа, и как к выходу все иереи пошли в алтарь от Патриарха и пошли на выход, и Неофит пообшел в старом месте со священниками. А егда трисвятое пели, и Патриарх взошел на горнее место, постояв мало, сошел и сел пред престолом на стуле златом на запад лицем; а два диакона взяли Неофита и вышедши в северные двери, стали посреди церкви, на восток лицем; и возгласил архидиакон: «келевса»[127], потом подведши мало, возгласил: «келевсайте»[128], и мало не дошед дверей Царских возгласил: «евлогисон деспота»[129]; и в Царских дверях приняли его митрополит и епископ и повели его около престола, по чину, поюще: «святии мученицы» и прочая; и тут Патриарх говорил молитву, и омофор положил, и возгласил: «аксиос»[130]; и стал на своем месте, и пошел на горнее место со всем; архидиакон стал производить выкличку. После обедни, по отпусте, Патриарх дал ему посох святительский и велел антидор ему раздавать. И вышед из церкви, стол был у Патриарха с братиею. А сакка и шапки ему не дал, потому что все митрополиты у себя служат в сакках, а с Патриархом в ризах, а шапок и наедине ни у кого нету, и носить не сметь, кроме Патриарха. Назаретский государева жалованья шапку отдал Патриарху, а сам служит без шапки же по старому. На переносе омофоры все четыре несли: омофор, а после крест, и паки омофор, да паки крест, и прочая також.