В среду пятой недели поста приехал Назаретский митрополит из Царьграда. В среду вечера великого канона стихиры без поклонов, и без малых; павечерницы не было никакой; в пятом часу, в начале полунощница была, по обычаю, и утреня, кафизма одна, чтение Марии, потом канон канархают весь, все стихи, а не концы токмо; поклоны малые, кто сколько хочет и то не всяк, а земных отнюдь нет; запевали: елейсон ме ω Феос, елейсон ме[132], а на блаженнах запев: «блажени нищии». Патриарх сошел в келью в начале осьмой песни; «честнейшую» по осьмой песни не было, тако ж и «достойно», но ирмос токмо; час первый и отпуст. Часы по обычаю и литургия; на трапезе вино было. Назаретский стал было петь: «слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», и Патриарх перебил у него и велел петь: «помилуй мя, Боже, помилуй мя».
В пяток пятой недели обедали у Патриарха; вино было, две икры, салат, кардамонное варенье, с маслом, факиелес (сочевица). В пятую неделю поста Патриарх от завтрени сошел после пролога. В субботу акафист на утрени; первые три кондака и икосы чел Патриарх сам в мантии, в епитрахили и в омофоре, другие три — Назаретский, третьи — поп, четвертые — три разные попы по одному кондаку и икосу; по каждой статье каждение. Аналой стоял против местного образа Богородицы в церкви, и тут чли икосы. Во вторник шестой недели поста ели свежие огурцы, у Патриарха; привезены из Газы, велики как летом, и семя в них уже черство. В субботу Лазареву приехали старцы Патриарши из Царьграда, — Парфений да Захар с товарищами, и сказывали, что коровакириса Иорза корабль франки ограбили, как он ехал в Царьград из Решита, только де оставили с душою да телом, а сами ушли с людьми. А тут на корабле коробья с рухлядью Арсениева была. Послал было Арсений из Решита в Царьград ко архимандриту Амфилогию, к Фоме Иванову, для того, что далее того с собою ему не уметь везти: осматривают накрепко везде. И тут в коробье собраны всякие книги, греческие и русские, и сто ефимков, и листы чертежные розных земель, и тетради всякие; тутож и государева два сорока соболей положены были, что́ посланы к Паисию Патриарху; и то все немцы взяли.
Глава 24. О субботе Лазареве и о неделе Ваий, и что в них совершается
В субботу праведного Лазаря, рано поутру, иерусалимляне и власти все ходили прощаться ко Гробу Лазареву в Вифанию, и на место[133], идеже встретила Мария Христа; и франки, сказывают, служат там, а греки напред сего служили, а ныне перестали, а служат на Елеоне. И быв Арсений с греками в Вифании, пошли на Елеонскую гору. Ажно и Патриарх со священницы пришел на Елеон. И тут служил поп с диаконом, поставя шатер над престолом голым, и параклис пели. Патриарх и прочие греки и поклонницы все с Патриархом стояли и слушали литургию. В Вербное воскресение на утрени Патриарх давал вербу — ветку масличную, да крест плетеный финиковыми ветвями; и то ваиа Арсений привез с собою к Москве. Литургию Патриарх служил собором самым большим. По заамвонной молитве давал вербу другую, ветви большие финиковы токмо; и ходили трижды около Гроба Христова с пением, и паки вошли в церковь, и отпуск. Потом пошел в ход Патриарх армянский тако ж с образы и с хоругви; пред ним бьют в шесть блюд и в кандейку бьют. А за армянами копты шли; пред ними бьют в бильцо железное[134] молотком. Потом шли сирияне; а ефиоплян не было. Такожде трижды обходили Гроб Христов. Того ж дни рыба на трапезе была.
Глава 25. О страстной неделе, в ней же Господь чудеса сотвори и страсти претерпе, и где что было, и тут святые места проименоваху, церкви и престолы поставлены и службы совершаются разных вер
В понедельник на Страстной неделе все народы, иже пришли во Иерусалим поклониться святым местам от всех стран всей вселенной, и старые и молодые, иноцы и миряне, женский и мужской пол, греки, франки, армяне и прочие еретицы, иже нарицаются христиане, все рано, в отдачу часов, пойдут от града в Гефсиманские врата, иные же в Сионские, и сойдутся обои, прошед Юдоль плачевную, на одну дорогу в Вифанию и на Иордан; овии на конях, овии пеши. В тоже время и паша иерусалимский выходит с войском своим для оберегания поклонников от пустынных степных арабов. И так идут все горами и щельми даже до иордановой долины, иже у елисеевых вод, где пророк Елисей горькие воды в сладость претворил. И на то место пришли после полудня, и тут стали все: паша с войском в шатрах[135], прочие же поклонницы между кустовья под древами; и тут ночевали. Тут был град Иерихон, а ныне пусто, не знать ни мало, где град был; и есть здания много, ино цело, а ино разорено; и то знатно в недавние лета строено и паки разорено, а не древнего Иерихона. Да туто ж село, живут арабы. В ночи под вторник, часа за два или больше до света, пошли на Иордан реку; пришли часу во втором дня. И тут на поле паша поставил шатер; а поклонницы все, пришед на реку, купались нагие, иные в рубахах, иные умываются и пьют, мужи и жены и чернцы, и воду берут в сосуд уготованный и относят в свою страну. Иные же саваны свои купя, и полотно примерив к месту, идеже Христа Бога нашего в саван клали, на Иордане тот саван, пришедши, омокают в воду, и, высуша, относят в свою страну, и блюдут до смерти; по преставлении же в тех саванах погребаются. А по сторонам и меж кустов ездят и стоят арабы иерусалимские, приставлены от паши для стражи, чтобы воровские арабы кого не украли, и не убили, и не обрали. И как время идти, сторожа станут загонять от реки и меж лесу поклонников на простор на поле к шатру пашину. И везде те расставленные сторожа стерегут, чтобы никто не прошел мимо пашина шатра, не заплатя паше уставленного мыта. И как выберутся от реки и из лесу все поклонницы, еже есть хаджи, к шатру пашину, и тут выступят от всякой веры свой начальник[136], и по едину человеку пропускают; платят·по три ефимка паше, и кто заплатит, того и пропустят по дороге. И тако един по единому все пройдут, платя паше. Пришли на тот же стан, где ночевали, в полдень. А римские[137] чернцы, прежде всех заплатя паше, идут до Сарандаря, еже есть до четыредесятницы[138], идеже Христос Бог наш постился 40 дней в горе; и тамо они в церкви литургию служат. После полудня[139], поевши хлеб, Дубницкий митрополит Виссарион да с ним Арсений не со многими людьми, человек с пять-шесть, доложа Анфиму, питропу Иерусалимского Патриарха, чтобы он позволил им дойти до Сарандаря, идеже Христос Бог постился 40 дней. И питроп Анфим велел ехать. Взем повеление от питропа, митрополит Виссарион Болгарский[140] да с ним Арсений с прочими товарищи идоша до Сарандаря. То убо место было скит великий, горы высокие, как бы стены; меж их овраг глубокий, а по стенам были кельи скитников, иные пещерки высечены из камня в горе, иные великие, иные средние, а иные как можно единому человеку вместитись; а инде по стенам палатки поделаны каменем с известью, якобы ластовичьи гнезда изчащены. И до самого Сарандаря идти гораздо трудно и страшно, а небывалому человеку от страха и невозможно, понеже круто, и кто осколзнется ногою, то упадет; а на низ глядя страшно: идучи глядит человек все пред собою, а на низ не смотрит, чтоб не устрашился, и тако идет приимаясь за камень руками. Егда же дойдет до самой пещеры, иже бяше монастырь великий, и та пещера велика гораздо, а из той пещеры во ину, и то есть церковь была, писана вся, и престол к стене, и место, идеже Христос Бог наш сидел; и с того места камень емлют поклонницы; тут же и миро шло благоуханное сверху из горы. Мы же, вземше камень от того места, и целовахом место, идеже Христос Бог наш сидел, и возвратихомся вспять ко своим станам. И тут стояли до вечера; с вечера самого пошли всю ночь к Иерусалиму.