Да и заплутаев тех Бог простит, кои меня проклинали и стригли: рабу Господню не подобает сваритися, но кротку быти ко всем [69]. Не оне меня томят и мучат, но диявол наветом своим строит; а оне тово не знают и сами, что творят. Да уж, государь, пускай, быти тому так! Положь то дело за игрушку! Мне то не досадно. Посем паки да благословит тя третицею Господь и дух мой здесь и в будущем веце.
Прости ж, государе, уже рыдаю и сотерзаюся страхом, и недоумением содержим есмь; помышляю моя деяния и будущаго судища ужас. Брат наш, синбирской протопоп Никифор, сего суетнаго света отъиде; посем та же чаша и меня ждет. Ох, увы мне, окаянному, и горе! Како отвещаю бессмертному Судии, Царю всех и Богу! Токмо надеюся на Его праведныя щедроти, понеж любящим Его вся поспешествуют во благое. Подобает, государь, и всем нам помышляти смерть, ад, небо, и отца нашего, протопопа Стефана, учение помнить. Паки тя, государь, благословляю и, опрятне став, поклоняюся тебе, самодержавному, честне.
А корму твоего, государева, дают нам в вес — муки по одному пуду на месец, да и о том слава Богу. Хорошо бы, государь, и побольши для нищие братии за ваше спасение.
Изволь, самодержавне, с Москвы отпустить двух сынов моих к матери их на Мезень, да тут, живучи вместе, за ваше спасение Бога молят; и не умори их с голоду, Господа ради. А обо мне, якож Богу и тебе годе: достоин я, окаянный, грехов ради своих, темнице пустозерской. Умилися, святая душа, о жене моей и о детех».
4 июля 1669 года из приказа Сыскных дел в Пустозёрск пришла грамота о немедленной постройке тюрьмы. Вскоре приказание было исполнено. «Тюрьмы нам зделали, — сообщает диакон Феодор в письме к семье Аввакума на Мезень, — по сажени, а от полу до потологу головой достать». Но и в темницах общение единомышленников продолжалось. «К старцу пойду посидеть в ево темницу», «у старца сижу», — писал Аввакум. Инок Епифаний становится в эти годы духовным отцом Аввакума.
Продолжалось общение с соузниками по «темничному заточению», продолжалось и общение с единомышленниками, остававшимися пока на свободе. Аввакум и его соузники поддерживали связи с внешним миром благодаря «верным людям», через которых им удавалось посылать на Русь свои «грамотки». «Грамотки» передавались сперва на Мезень, в Окладникову слободу, где в то время находилась в ссылке семья Аввакума, а затем — в Москву, в Соловецкий монастырь, в Поволжье и Сибирь. Они многократно переписывались от руки и рассылались во все отдаленные уголки Руси великой, где ещё продолжали верить и молиться по-старому.
В пустозёрской ссылке узникам суждено будет протомиться 14 лет, терпя голод, холод, наготу, мрак землянок, тяжёлый труд, унижения и оскорбления. Но такие суровые, нечеловеческие условия не смогли сломить духа Христовых воинов, вставших на защиту отеческой веры. В тюремных земляных ямах у полярного круга была создана настоящая литературная школа. Пустозёрскими «сидельцами» составлялись послания, апологетические трактаты, целые книги, обличавшие никоновские новины и защищавшие древлее благочестие. За годы пустозёрского заключения одним только Аввакумом было написано свыше сорока сочинений, в которых он то обращался к властям с увещанием вернуться к старой вере, то писал к своим единомышленникам и духовным чадам, ободряя их, возбуждая их ревность, увещевая их к страданиям за истинную веру, наставляя, как устроить свою жизнь, разрешая различные их недоумения. «Старообрядческие руководители как до, так и во время пустозёрской ссылки вели непрекращавшуюся оживлённую полемику с организаторами церковной реформы, критикуя издания Московского печатного двора, — пишет Н.Ю. Бубнов. — Взявшись за перо, пустозёрские “сидельцы” с успехом противопоставили себя и свои писания мощной корпорации господствующей православной церкви, в ведении которой находились сотни людей — писатели, справщики, переводчики, библиотекари, а самое главное — мощные государственные типографии. В подобных условиях соперничать с идеологическим противником в борьбе за читателя можно было лишь обратившись к испытанным дедовским методам, а именно — использовать традиционную на Руси переписку книг от руки. При этом основную работу по тиражированию книг и их распространению должен был взять на себя сам читатель».