Однако не прошло и двух месяцев, как Аввакум своею обличительной проповедью, требовательностью к пастве и настойчивым проведением единогласного пения восстановил против себя и посадских людей, и юрьевецкое духовенство. Последнее, видимо, было особенно недовольно тем, что «лишние» деньги, которые обычно шли в карман местным священникам, теперь отправлялись в Москву. В мае 1652 года произошло следующее: «Дьявол научил попов, и мужиков, и баб, — пришли к патриархову приказу, где я дела духовныя делал, и, вытаща меня из приказа собранием, — человек с тысящу и с полторы их было, — среди улицы били батожьем и топтали; и бабы были с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и бросили под избной угол. Воевода [20] с пушкарями прибежали и, ухватя меня, на лошеди умчали в мое дворишко; и пушкарей воевода около двора поставил. Людие же ко двору приступают, и по граду молва велика. Наипаче ж попы и бабы, которых унимал от блудни, вопят: “убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров кинем!”»
На третий день, ночью, тайно, оставив в Юрьевце-Повольском жену, детей и всех домочадцев («человек с дватцать»), Аввакум снова бежит в Москву. В Юрьевец-Повольский он больше не вернётся. На пути Аввакум остановился в Костроме, где надеялся встретиться со своим другом и единомышленником протопопом Даниилом, который вместе с костромским священником Павлом и настоятелем Благовещенского монастыря игуменом Герасимом вёл проповедь христианского благочестия среди костромичей, обличая их пьянство и безнравственность. Однако оказалось, что и Даниил был изгнан своими прихожанами незадолго до того и тоже был вынужден бежать в Москву. В 1652 году во время Масленицы и Великого поста по настоянию протопопа Даниила в Костроме были закрыты все кабаки, что вызвало сильное недовольство протопопом у значительной части горожан и жителей окрестных селений. Властные действия Даниила вызвали к нему неприязнь и со стороны главы местной администрации, воеводы Ю.М. Аксакова. Давно вызревавшее недовольство суровым настоятелем собора в конце концов привело к открытому бунту, разразившемуся в конце мая 1652 года.
По распоряжению Даниила время от времени под замок в палату под собором сажали «в смиренье» нарушителей общественного порядка (в основном пьяных). Накануне 28 мая Даниил посадил в палату под собором троих очередных нарушителей, бывших, по-видимому, жителями села Селища. Этот случай оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения противников протопопа. 28 мая 1652 года в кремль пришла большая толпа крестьян из Селища и других окрестных селений, во главе которой стоял настоятель Александро-Антониновской церкви отец Иван. Нужно отметить, что в ходе начатого затем следствия ряд свидетелей называли отца Ивана «бражником», на основании чего историки полагают, что селищенский священник имел личные счёты к протопопу Даниилу, так как тот наверняка и его обличал в склонности к пьянству. Толпа, в которой было много пьяных, явилась с песнями и шумом, сбив замок, освободила из палаты под собором троих задержанных. Мятежники избили нескольких сторонников протопопа. Толпа искала и самого Даниила (свидетели позже показывали, что «безчинники… протопопа Данилу хотели убить до смерти»). Спасая свою жизнь, он сначала скрылся в соборе, а затем после заутрени два дня укрывался в находящемся в кремле Крестовоздвиженском монастыре. Характерно, что во время бесчинств, совершаемых толпой, воевода Ю.М. Аксаков, двор которого находился вблизи от Успенского собора, видел всё происходящее, но не принял никаких мер к восстановлению порядка, что обычно объясняют его неприязнью к Даниилу. В первых числах июня Даниил покинул Кострому и отправился в Москву. «Ох, горе! Везде от дьявола житья нет!» — оставалось только восклицать Аввакуму.
Прибыв в столицу, Аввакум явился прямо к царскому духовнику. Стефан Внифантьев, по словам Аввакума, «учинился на него печален: на што-де церковь соборную покинул?». Ночью к своему духовнику пришел сам царь, чтобы благословиться, и увидел Аввакума. «Опять кручина: на што-де город покинул?» Ко всему прочему добавлялась неизвестность относительно жены и домочадцев: «неведомо — живы, неведомо — прибиты! Тут паки горе» …
Недовольство царя и его духовника, впрочем, вскоре прошло, родные перебрались из Юрьевца в Москву, а Аввакум временно начал служить в Казанском соборе, настоятелем которого был его покровитель, лидер «боголюбцев» протопоп Иоанн Неронов. Официально продолжая числиться юрьевецким протопопом, Аввакум не раз заменял Неронова в его отсутствие, проводил соборные службы и читал поучения народу — «на Пожаре у церкви Казанския от Писания народ пользовал». Но даже занимая такое вроде бы внешне незначительное официальное положение, Аввакум благодаря своим связям со Стефаном Внифантьевым и Иоанном Нероновым, а также благодаря личному знакомству с царём становится достаточно важным и влиятельным лицом среди московского духовенства. При этом он не особенно стремится получить какое-либо место, хотя в это время открылась вакансия дворцового священника («и к месту, говорили, на дворец к Спасу, на Силино покойника место, да Бог не изволил, а се и у меня радение худо было!»). Дом Неронова стал и домом Аввакума, где ему пришлось провести со своими домочадцами немногим более года — примерно с конца июня — начала июля 1652-го до 21 августа 1653 года.
20
В Первой челобитной царю Алексею Михайловичу Аввакум называет имя воеводы — Дионисий Крюков.