— Напрасно Вы, Анатолий Васильевич, тут, на видном месте сели, ведь сегодня Вас будут «выводить» и из ЦИКа, и из Президиума ЦИКа.
Анатолий Васильевич был удручен, сгорбился. Собрался уходить и тут увидел Енукидзе. Но он отвернулся, не смотрит в глаза, избегая здороваться. Убитый неожиданностью, грубостью, унизительной формой, безмотивировочностью своей отставки, Луначарский ушел к себе в кабинет и там один переживал горечь. В это время напротив (перейти только через Красную площадь) его «выводили» из состава…
Потом он долго, месяцы и месяцы, добивался поговорить с Кагановичем или с И. В., или с кем-либо, от кого зависит многое — никто его не принял. Один Литвинов из симпатии к нему стал протежировать и после нескольких бесплодных попыток провел все-таки в полпреды в Испании. Как радовался Луначарский!
Смерть ураганом все превратила в прошлое… В свете рассказа Вегер мне понятнее стала моя безработица.
Ох, дети. Забота о них неотступно сидит в мозгу. Мне больше всего на свете стыдно перед ними, что я до сих пор не имею обязательной работы, т. е. в наших условиях я — никто…
Мне всегда лучше думается по вечерам, когда истек день. Перевалило за полночь.
Что было сегодня.
Утром с Наташей. Все добивался, чтобы она стала ближе ко мне, чтобы поняла меня, что я изо всех сил хочу ее поднять и сделать из нее сильного волей человека. И хочу с ней в дружбе жить. Вместе с тем неотвязно думал о младших дочерях…
Вечером на партконференции Ленинского района. Говорил Микоян. Источник воровства — карточная система, по его словам. Довольно правильно!
Полночь. Чувствую бодрость, работаю. Окончательно выяснил для себя, что без детей больше жить не могу. Коллектив хорош, но он убивает в ребенке индивидуальность. Для правильного воспитания нужна комбинация коллективизма с индивидуальным воспитанием. Но к чему все это говорить, к чему эти жалкие слова…
По приезде из Праги, вернее после моего отъезда оттуда, дети мои не укладывались мною спать, не проводили ночи со мной под одной кровлей. А Леночка, обнимая меня и обливаясь слезами, сказала: «А ведь это папа, самое главное». Вот из-за этих-то слез все поставлю на карту, но возьму себе детей. Милые мои.
Сегодня не хватило храбрости прямо напомнить Полине о ее долге мне, хватит ли — прямо поставить вопрос перед Герой?
Да, хватит. Смелость, свежая смелость, приди и выпрями меня. Привет тебе, смелость!
Слушал Сталина на съезде. Говорил пять часов, не торопясь, будто беседуя. Острил. Чем дальше говорил, тем ближе был к аудитории.
Овации. Взрывы смеха. Полнокровно. Но речь практическая. Большое стремление быть хорошо понятым.
На съезде. Говорил Постышев[47]. Хвалил, говорил общие фразы. Интересны некоторые данные и бытовые рассказы.
Н. К.Крупская говорила о необходимости нажать на культуру и — очень хорошо — о разнице между нэповским хозрасчетом и социалистическим. Если из-за хозрасчета нет библиотек в совхозах, то это нэпманский хозрасчет и т. п.
После нее Хатаевич[48] очень возвеличивал Сталина (а Сталин его вчера укорял и острил на его счет).
В кулуарах много публики, когда говорит второстепенный оратор. Зал заседаний наполняется регулярно, когда берет слово «большой» товарищ. Делегаты получали «Беломорстрой». Эта книга — коллективный труд писателей.
Говорит Вяча М. Довольно шумно в зале: уходят, приходят, занимаются разговорами. А он говорит с душой и сердцем. Коля Мальцев слушает, превратив лицо в кувшинное рыло, оттого что сдерживает зевоту…
Звонок. Поскребышев. Просит прийти к 2 час. Значит, или к Сталину, или на Политбюро. Ожидал назначения. Что-то скажут. Жаль, что до сих пор не приступил к изложению истории моего назначения. Занятно было бы. Волнуюсь. Пришел в Кремль, в секретариат т. Сталина. Ждал в приемной. Вошел Жданов, говорил по телефону. Пошел куда-то. Вызвали меня в кабинет Сталина. Там все: он, Ворошилов, Молотов, Каганович, Жданов…[49]
Вечером пошли в театр Немировича-Данченко смотреть «Катерину Измайлову» («Леди Макбет Мценского уезда»), муз. Шостаковича. Взяли Наташу.
Вещь большая и сильная. Музыка тесно спаяна с содержанием. В некоторых местах музыка жуткая… Удивительный ритм, дающий темп всей пьесе, темп — быстрый. В антрактах пили чай у Немировича-Данченко. Там был и Буденный с женой.
47
П. П. Постышев — советский государственный и партийный деятель. С 1930 г. — секретарь ЦК ВКП(б), одновременно зав. отделами ЦК. Репрессирован; реабилитирован посмертно.
48
М. М. Хатаевич — советский государственный и партийный деятель. Репрессирован; реабилитирован посмертно.