– Кажется, у тебя нелады со слухом, Рамзес, – заметила я.
Лицо Рамзеса приняло свою обычную бесстрастность.
– Нет, мама, это не так, и я уверен, что ты осведомлена об этом. Я, безусловно, осознаю, что обязан подчиниться твоему приказу, несмотря на то, каким образом он был сформулирован, хотя и не могу не рассматривать использование слова «пожалуйста» в его контексте как бессмысленное…
– Рамзес, – громко прервала я, потому что прекрасно понимала, что он задумал; с него вполне станется бесконечно продолжать эту фразу, пока не станет слишком поздно, чтобы пригласить несчастную мисс Мармадьюк.
– Да, мама. – Рамзес повернулся на каблуках.
Хорошее настроение вернулось к Нефрет. Она рассмеялась и заговорщически пожала мне руку:
– Так ему и надо за дерзость, тётя Амелия. Мисс Мармадьюк – совершенный портрет старой девы!
Мне пришлось признать точность описания. Мисс Мармадьюк, по её собственному признанию, ещё не достигла тридцати лет, но выглядела несколькими годами старше. Будучи выше среднего роста, она привыкла сутулиться; каштановые волосы торчали клочьями из-за булавок и заколок, которые пытались справиться с беспорядком. Тем не менее, комментарий был грубым и недобрым, и я чувствовала себя обязанной указать на это:
– Комментарий был грубым и недобрым, Нефрет. Она простая и бедная, и с этим ничего нельзя поделать. Нам повезло найти её, так как тебе с Рамзесом не следует зимой пренебрегать своим образованием, и мы не смогли нанять подходящего наставника до того, как покинули Англию.
Нефрет поморщилась. Я продолжила:
– Я не хотела говорить этого в присутствии Рамзеса, поскольку он чрезмерно склонен считать себя всеведущим, но в данном случае вынуждена с ним согласиться. Сэр Эдвард обладает сомнительной репутацией в отношении женщин – особенно очень молодых женщин. Тебе всего пятнадцать, и ты особенно уязвима для подобных знаков внимания.
– Прошу прощения, тётя Амелия. – Она явно вышла из себя; её глаза пылали. – Мне кажется, я лучше разбираюсь в предмете, о котором ты упоминаешь, чем пятнадцатилетняя англичанка.
– Ты и есть пятнадцатилетняя англичанка, – ответила я. – А в определённом смысле тебе едва исполнилось два года. – Я остановилась, размышляя об этом поразительном факте. – Как интересно! Я никогда не думала о твоём положении с этой точки зрения, но она верна. Обычаи странного общества, в котором ты провела первые тринадцать лет своей жизни, настолько не похожи на обычаи современного мира, что тебе пришлось начинать всё сначала – и забыть многое из того, что ты знала, особенно об... э-э… определённых отношениях с лицами противоположного пола. Я всего лишь пытаюсь защитить тебя, дитя.
Её очаровательное личико смягчилось, и она снова взяла меня за руку.
– Я знаю, тётя Амелия. Мне жаль, если я была грубой. Я разозлилась на Рамзеса, а не на тебя; он относится ко мне так, как будто я – несмышлёныш, а он – строгий опекун. Я не буду издеваться над маленьким мальчиком!
– Конечно, он моложе тебя, – согласилась я. – Но в сердце он желает тебе только самого лучшего. Неужели ты и теперь продолжишь смотреть на него свысока?
Я не смогла сдержать улыбку, наблюдая, как Рамзес упрямо проводит мисс Мармадьюк через лабиринты танца. Она пыталась свести к минимуму свой рост, ссутулившись и наклонив голову, так что её высокий помпадур[27] постоянно утыкался в лицо мальчика. Гримасы, с помощью которых Рамзес героически контролировал свою потребность чихать, заставили меня подобреть к сыну. Он бы не вёл себя как джентльмен, если бы я не воспитала его надлежащим образом, но теперь, когда он закусил удила, то храбро преодолевал значительные трудности. У мисс Мармадьюк было не больше чувства ритма, чем у верблюда, а чёрное платье с длинными рукавами и высоким воротником совсем не годилось для бала.
Мои бальные платья обычно малиновые, так как это любимый цвет Эмерсона. Но то, что я надела в тот вечер, было совсем другого оттенка. Нефрет увидела, что выражение моего лица изменилось, и тихо прошептала:
– Ты думаешь о малышке.
Именно Нефрет я искала тем ужасным июньским утром, после того, как позвонил Уолтер. Телефон нам установили только месяц назад, и я не представляла, что он станет источником таких страшных новостей.
Роза, моя бесценная и мягкосердечная горничная, рыдала, закрыв лицо фартуком, а наш дворецкий Гарджери со слезами, застывшими в глазах, пытался успокоить её. Нефрет не было в доме. Когда я обыскала конюшни и сады, то поняла, куда она должна была пойти.
27
Помпадур – высокая укладка с валиком из волос надо лбом. Появилась во Франции с подачи мадам Помпадур, фаворитки Людовика XV.