— В последний момент что-то пошло не так, — горячился Варуи, оставив в покое бороденку. — Будь у нас копья…
Крестьянский бунт был подавлен. Потревоженная тень великой дамы — да святится имя ее, ведь она покончила с племенными войнами! — вновь могла почивать с миром.
Гарри Туку сослали в пустынную глушь, на окраину страны. Но, потерпев поражение, партия не пала духом. Тогда и появился человек с горящими огнем глазами. Знала его лишь горстка людей. Но придет время, и его узнает весь мир. «Пылающее копье» — так окрестил народ этого человека.
Кихика… Муго впервые увидел его на партийном митинге в Рунгее. Разнесся слух, что будет выступать Кениата, недавно вернувшийся из страны белого человека. Митинг должен был начаться после полудня, но уже к десяти часам утра люди забили всю базарную площадь: забрались на крыши лавок, как саранча облепили деревья. С того места, где устроился Муго, было видно все. Вон сидит Гиконьо, самый известный плотник в Табаи. Рядом с ним — Мумби. О ней говорят, что красивее не сыщешь на всех восьми холмах. За красоту она получила прозвище — Королева Макери.
Митинг открылся с часовым опозданием. Стало известно, что Кениата не приедет. Но ораторов собралось много: и из Муранги, и из Найроби. Был даже один луо из Ньянзы — ведь для партии не существует племенных различий. Толпа особенно долго аплодировала табайскому парню Кихике. Его речь была не похожа, на те, что звучали на митингах во времена Гарри Туку. Теперь все было ясно: петициями ничего не добьешься.
— …Сейчас не двадцатый год. Пора перейти от слов к делу, — чеканил Кихика, и женщины из Табаи дергали друг дружку за платье, за волосы и повизгивали от восторга. Кихика, сын их земли, на глазах превращался в героя, в легенду. Никому и в голову не приходило, что этот парень так отважен и смел, столько знает. Кихика обратился к истории племени, потом заговорил о приходе белого человека и рождении партии. Муго следил за Гиконьо и Мумби — те глаз не отрывали от Кихики, будто от его слов зависела вся их жизнь.
— …Мы стали ходить в его церковь. Мубия [2] в белой рясе раскрыл нам Библию: «Встанем на колени и помолимся». Мы опустились на колени. «Закройте глаза!» Мы повиновались. Он-то глаз не закрыл, ему надо по книге читать. Открыли и мы глаза, да поздно — отняли нашу землю, и огненный меч сторожил ее. А Мубия все сеял слово божье: «Собирайте себе сокровища на небе, где их тля не истлит и ржа не источит…» Себе-то он сокровища на земле копил, на нашей земле!
Слушатели засмеялись, но Кихика даже не улыбнулся. Ростом он был невысок, зато голос чистый и громкий. Говорил он не спеша, веско, с расстановкой, изредка коротким жестом указывая на землю и небо, точно призывая их в свидетели своей правоты. Под конец он сказал о великой жертве:
— Придет день, когда мы услышим зов нашей несчастной родины, и брат не пощадит брата, мать — сына!
Муго поперхнулся от возбуждения. Не станет он хлопать этому выскочке. Лет ему, наверное, не меньше, чем Муго. Ну и наглец! Говорит о крови с такой легкостью, словно это колодезная вода! Муго тошнило при одном виде или запахе крови. «Ненавижу его!» — неожиданно сказал он вслух и испугался. Посмотрел на Мумби. Ведь Кихика ее родной брат. Интересно, о чем она сейчас думает? Все взоры были прикованы к помосту. Муго ощутил прилив ревности, но и сам невольно перевел взгляд на Кихику. В этот момент их глаза встретились, и Муго прочел во взгляде оратора упрек. На какой-то миг толпа и весь мир канули в безмолвие. Остались только Кихика, упрекающий, и Муго — весь ненависть и страх.
— Бдите и молитесь! — воскликнул Кихика и напомнил людям известную поговорку суахили: «И лучший друг может оказаться заклятым врагом».
Сам Кихика, не колеблясь, принес жертву, о которой говорил на митинге. Когда в октябре пятьдесят второго Джомо и его соратники были арестованы, он ушел в лес. За ним последовала горстка молодых мужчин из Табаи и Рунгея.
О них заговорили после налета на полицейский участок в Махи, один из самых крупных во всей долине Рифт-Вэлли, долгие годы звавшейся Белым Нагорьем. В Махи находилась также пересыльная тюрьма, где держали мужчин и женщин перед отправкой в концлагеря. Отсюда доставлялось оружие и припасы полицейским и воинским постам, разбросанным по Рифт-Вэлли для поднятия духа белых поселенцев. И днем и ночью были видны крепостные стены, окружавшие городок. Махи считался неприступной преградой на пути к одной из прекраснейших долин на свете. Крепостные стены уступами поднимались к нагорью. Но надежнее стен охраняла долину гряда словно обрубленных горных вершин, испещренных впадинами и кратерами. Ее край терялся в далекой, таинственной дымке.