Выбрать главу

Как далеко в глубины детства проникают наши воспоминания? Мне известно несколько исследований этого вопроса, в том числе В. и К. Анри[34] и Потвина[35]. Из них следует, что существуют заметные индивидуальные различия среди обследованных лиц. Некоторые из них относят свои первые воспоминания к шестому месяцу жизни, другие ничего не помнят о детстве вплоть до окончания шестого или даже восьмого года. С чем же связаны эти различия в воспоминаниях о детстве и какое значение им принадлежит? Совершенно очевидно, что для решения этого вопроса недостаточно ограничиться собиранием материала и разных данных, здесь необходима еще и их обработка, в которой следует участвовать и предоставившему их лицу.

По моему мнению, мы крайне равнодушно воспринимаем факт инфантильной амнезии – утраты воспоминаний о первых годах своей жизни – и в результате упускаем шанс обнаружить в ней весьма специфическую загадку. Мы забываем, на какие высокие интеллектуальные достижения и сложные эмоциональные порывы способен ребенок примерно четырех лет, и нас должно просто-напросто удивлять то, что память последующих лет, как правило, очень мало сохранила сведений об этих психических событиях. Более того, у нас есть основания предполагать, что те самые забытые детские достижения не исчезли бесследно вместе с развитием личности, а оказали решающее влияние на все последующие периоды жизни. И несмотря на эту ни с чем не сравнимую значимость, они оказались забыты! Это обращает внимание на совершенно специфические условия припоминания (подразумевается «осознанное воспроизведение»), которые до сих пор не поддавались нашему познанию. Пожалуй, вполне возможно, что именно забвение детства способно предоставить нам ключ к пониманию тех амнезий, которые, согласно нашим новейшим данным, лежат в основе образования всех невротических симптомов. Из сохранившихся о детстве воспоминаний некоторые кажутся нам вполне понятными, другие – странными или совершенно непостижимыми. Нетрудно исправить отдельные заблуждения относительно и того и другого. Если подвергнуть сохранившиеся воспоминания какого-то человека строгой проверке, легко удастся установить, что не стоит ручаться за их достоверность. Некоторые из них явно ложные, неполные или смещенные во времени и пространстве. Сведения обследуемых лиц о том, например, что их первые воспоминания касаются, скажем, второго года жизни, явно недостоверны. Вскоре удается обнаружить и мотивы, которые объясняют искажения и смещения пережитого, да еще и доказывают, что причиной этих ошибочных воспоминаний не может быть простая ненадежность памяти. Мощные силы последующего периода жизни оказали серьезное воздействие на способность вспоминать переживания детства. Это те же самые силы, на которых лежит ответственность за то, что мы вообще так далеки от понимания нашего детства.

Как известно, процесс припоминания у взрослых людей имеет дело с разнообразным психическим материалом. Одни вспоминают с помощью наглядных образов, их воспоминания носят визуальный характер; другие индивиды способны воспроизвести с помощью памяти разве только смутные контуры пережитого события. Таких людей, по предложению Шарко[36], можно называть «Auditifs» (слухач – фр.) или «Moteurs» (движитель – фр.) в отличие от «Visuels» (визуалист – фр.). В сновидениях эти различия исчезают, все мы видим сны преимущественно с помощью зрительных образов. Но точно такое же движение вспять свойственно и детским воспоминаниям: они конкретны, визуальны даже у тех людей, чьи позднейшие воспоминания преимущественно лишены наглядности. Таким образом, зрительное воспоминание сохраняет типичные черты инфантильной памяти. У меня самого наглядность свойственна исключительно воспоминаниям о самом раннем детстве; они представляют собой зрительно воспринимаемые события, сравнимые только с представлением на театральной сцене. В этих картинах из детства – независимо в данном случае от того, достоверны они или ложны, – обычно видишь и самого себя в детском обличье и одежде. Это обстоятельство должно казаться странным, взрослые люди со зрительной памятью не видят себя в воспоминаниях о событиях взрослой жизни[37]. Предположение, что ребенок в ходе своих переживаний сосредоточивает внимание на самом себе, а не направляет его на впечатления от внешнего мира, противоречит всем нашим наблюдениям. Таким образом, с разных сторон нас подталкивают к догадке, что в виде так называемых самых ранних воспоминаний о детстве мы располагаем не следами реальных отпечатков памяти, а последующей их переделкой под воздействием разнообразных и действующих в более поздний период психических сил. Детские воспоминания индивида, в общем-то, приближаются по своей роли к маскирующим воспоминаниям и приобретают при этом примечательное сходство с воспоминаниями, изложенными в легендах и мифах народов о своем детстве.

вернуться

34

 Henri V. et K. Enquéte sur les premiers de l’enfance // L’année psychologique. 1897. III.

вернуться

35

 Potvin. Study of Early Memories // Psycholog. Review. 1901.

вернуться

36

Жан-Мартин Шарко (1825–1893) – французский невролог и психиатр, возглавлявший крупнейшую психиатрическую клинику Парижа «Сальпетриер». В ней полгода в 1885–1886 гг. стажировался молодой Фрейд. Идеи и личность француза произвели на стажера неизгладимое впечатление, и его именем он назвал одного из своих сыновей.

вернуться

37

 Я утверждаю это на основании собранных мною сведений.

полную версию книги