Въ молодости я ршалъ и выбиралъ между двумя противорчіями; теперь я довольствуюсь гармоническимъ колебаніемъ[111]. Это единственное справедливое жизненное чувство. Красота природы всегда порождаетъ его во мн, это чувство не то радости, не то грусти, не то надежды, не то отчаянія, не то боли, не то наслажденія[112]. И когда я дойду до этаго чувства, я останавливаюсь[113]. Я уже знаю его, не пытаюсь развязать узла, а довольствуюсь этимъ колебаніемъ.
Я опять перелзъ въ окно и скоро спокойно заснулъ въ своей маленькой чистенькой комнатк, въ которую до половины пола проникали лучи мсяца.
16/28 Мая. Я проснулся въ 4. Въ окно уже виднлся блдный свтъ утра. Башмаки мои не были принесены, дверь заперта снаружи, я отворилъ окно, перелзъ въ него на терасу.
Свжій воздухъ охватилъ меня и дрожь пробжала по тлу. Потоки также какъ и вчера уединенно и равномрно шумли внизу темнаго сырого оврага, надъ голубымъ озеромъ далеко тянулись туманныя блыя тучки, жаманской скалистой зубъ на верху съ снгомъ, прилпившимся къ нему, отчетливо виднлся на золотисто голубомъ горизонт, разбросанные по горамъ шале казались ближе, на трав и по дорог серебрилась морозная роса. Гд то недалеко ужъ звонили бубенчиками пасущіеся коровы. — Я постучался къ хозяйк. Костлявая съ длинными руками двушка отворила мн дверь, изъ которой пахнуло спаньемъ, и дала башмаки и платье. Я разбудилъ Сашу, онъ укусилъ себя за мизинецъ, чтобы совсмъ проснуться, и черезъ ¼ часа мы были готовы, заплатили хозяйк что то 4 франка за постели, чай и вино и пустились въ дорогу. — Широкая вытесанная дорога извиваясь шла въ гору. — Съ права и съ лва все глуше и мрачне становился еловый и сосновый лсъ. Кое гд попадались какъ бы болотца съ блдной растительностью, отъ недавно стаявшаго снга, попадались изгороди, отдлявшія одну горную пастьбу отъ другой, и небольшія полянки на полугорьяхъ, на которыхъ, позванивая подвшанными подъ горло бубенчиками, паслись некрупныя, но сбитыя, красивыя швейцарскія коровы и граціозныя козочки. Даже повернувшись назадъ не было видно веселаго блестящаго озера, все было серьезно, уныло, но не мрачно и мягко.[114] —
Съ полчаса отъ Avants мы подошли къ загородк съ затворенными воротами. Опять большая поляна надъ оврагомъ и на полян длинный шале, въ которомъ длаютъ сыръ, съ фонтаномъ и колодой. Проходя мимо шале, мы услыхали въ немъ звонки и топотъ копытъ поварачивающихся коровъ и голоса.
— Здраствуйте, кто тамъ? — спросилъ я, перегнувшись черезъ запоры въ темныя конюшни.
— Jae! — откликнулся оттуда заспанный грубый голосъ, — qui est là?[115]
— Иностранцы. Нтъ ли молока? — спросили мы. —
115