— О, Вильгельмъ Тель! Божественный Россини! — съ энтузіазмомъ воскликнулъ Албертъ.
— Вы любите Россини?
— О, Россини! одинъ живущій теперь геній! — закричалъ онъ, размахивая руками.
— Вы Беріо слыхали когда-нибудь? — продолжалъ какъ ученика допрашивать его Аленинъ.
— Я учился и жилъ у него 3 года. Это царь искуства.
— А N. N. знаете? — спросилъ Аленинъ, назвавъ скрыпача средней руки: — какъ вы его находите?
— Большой, большой артистъ и человкъ прекрасный.
— А вы врно знаете нашу 1-ю скрипку, — онъ назвалъ того самаго музыканта, который на музыкальномъ вечер разсказывалъ Делесову исторію Алберта.
— Какже не знать, отличный талантъ, чистая нжная игра, мы часто прежде играли вмст. О, много, много есть большихъ талантовъ. У всхъ есть прекрасное. Другіе не отдаютъ справедливости; какже это можно, каждый что-нибудь да новое положилъ въ свое искуство.
— Отчего, — продолжалъ Аленинъ, — у васъ такой славный талантъ, какъ говорятъ, а вы нигд не служите?
Албертъ испуганно оглянулся на всю публику, смотрвшую на него въ это время.
— Я — я… не могу, — забормоталъ онъ и вдругъ, какъ будто оживши, сдлалъ усиліе над собой и привсталъ, ухватившись обими руками за притолку. — Давайте музицировать, — сказалъ онъ и свойственнымъ ему пошлымъ костлявымъ движеніемъ руки откинувъ волосы, отошелъ на другой уголъ комнаты, гд была скрипка.
— Не хотите ли пость прежде? — спросилъ Делесовъ.
— Нтъ, нтъ, прежде играть, играть, — восторженно говорить Албертъ, — только выпить бы чего-нибудь.
— Я по одному тому, какъ онъ берется за скрипку, вижу, что это не большой артистъ, — сказалъ Аленинъ.
— Ужъ этаго я не знаю, — сказалъ сынъ министра, — только что онъ вонючъ и грязенъ, это положительно.
— Какъ онъ слабъ, насилу держится, — сказалъ кто-то.
— Можно ли упасть до такой степени, — сказалъ Французъ, отходя отъ фортепьяно, къ которому съ скрыпкой подошелъ Албертъ.
— Давайте! кто будетъ акомпанировать? — спросилъ Албертъ.
Несмотря на то, что Пишо видимо не хотлъ играть вмст съ Албертомъ и тмъ становиться съ нимъ на одну доску, хозяинъ дома и гости упросили его ссть зa фортепьяно. Французъ неохотно исполнилъ ихъ просьбу.
— Carnaval de Venise,[47] хотите? — сказалъ Албертъ, размахивая скрыпкой. La majeur.[48]
— Ну кончено! — сказалъ Аленинъ. — Carnaval de Venise, эту пошлость, значитъ, что дрянь. Да и играетъ плохо, — прибавилъ онъ, послушавъ внимательно нсколько времени.
— Вдь онъ способенъ по пустякамъ восторгаться; я его давно знаю, — замтилъ сынъ министра, подмигивая на Делесова.
Делесову самому начинало казаться, что точно не было ничего хорошаго въ игр Алберта. — Пишо между тмъ, акомпанируя, оглядывался на Делесова и подмигивалъ съ видомъ ироническаго одобренія. Только художникъ, жадно вглядывавшійся въ все боле и боле оживляющееся лицо Алберта, и Захаръ, высовывавшій изъ-за двери свое добродушное лицо, были довольны игрой Алберта. Пишо, хотя невольно вытягивался, смотря на скрипача, закатывалъ глаза и улыбался, находилъ время оглядываться на хозяина съ шутливымъ одобреніемъ. Остальные гости подъ вліяніемъ Аленина, начавшаго слушать съ предубжденіемъ, оставались строги и холодны. Совершенно лишенный эстетическаго чувства сынъ министра покачивалъ головой съ выраженiемъ, говорившимъ: не то, не то, и иронически поглядывал на Делесова.
Однако Албертъ былъ недоволенъ своей игрой.
— Нтъ, я не могу нынче играть, — сказалъ онъ, кладя скрипку.
Делесовъ повелъ его въ другую комнату и предложил пость.
47
48