ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Лицо его было поразительно бледно (может быть таким оно показалось Pierr’y при свете лампады).

– Для чего вы пришли сюда? – спросил[3076] ритор с легким немецким акцентом, еще не рассмотрев в темноте собеседника, но по шороху, сделанному Ріеrr’ом, обращаясь в его сторону. Pierre испытывал чувство, похожее на то, которое испытывает человек на исповеди.

Он чувствовал себя вне всех условий жизни, с глазу на глаз с чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Pierre не отвечал. Он искал выражения, которое бы вполне передало его мысль и чувство.[3077]

– Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда? Чего хотите вы от нас? премудрости, добродетели, просвещения?

– Да, я[3078] хочу истины, – сказал Pierre, дрогнув голосом. Ритор опустил голову в знак удовлетворения и помолчал.[3079]

– Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш орден поможет вам в достижении вашей цели?

Пьер подумал.

– Да, но весьма неопределенные, – сказал он.

– Какое понятие вы имеете о вольном каменщичестве?

– Иногда я думаю, что это есть истина, иногда я думаю, что это есть обман, которому невольно подчиняются те, кто его составляют, – сказал Pierre и взглянул на[3080] масона, боясь, не оскорбил ли он его. На лице ритора не выразилось ни малейшего волнения при этом ответе. Он, видимо, вполне удовлетворился[3081] им.

– Искали ли вы средства к достижению своей цели в религии?[3082]

– Нет. Я считал ее несправедливою и не следовал ей, – отвечал Pierre[3083] и опять не мог превозмочь дрожания голоса.[3084] Ритор опять нагнул голову.[3085]

– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – спросил он.

– Да, – отвечал Pierre.

На белом лице[3086] ритора выразилось волнение смущения.[3087] Он опустил голову, сложил руки перед грудью и задумался.

– Теперь я должен открыть вам главные цели нашего ордена, – сказал он, подняв голову, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство.

1. Главнейшая цель и, купно, основание нашего ордена, на котором он утвержден и которого никакая человеческая сила не может низвергнуть, – говорил он тихим и ровным голосом, – есть сохранение и предание потомству некоторого важного таинства от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, судьба человеческого рода зависит.[3088]

Но как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, естли долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его.[3089] И мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного.

Следственно, естли и не достигают члены наши до познания сего таинства, однако самое стремление их уже приносит им важную пользу, приближая их к совершенству.

Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся, в третьих, исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели,[3090] и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире.[3091] – Ритор остановился. – Подумайте об этом[3092] и вскоре я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.

«Таинство?» думал Pierre, оставшись один и, облокотившись на стол, рассеянно глядя на раскрытую книгу Евангелия. «Таинство? Некое важное таинство? В начале бе слово, и слово бе к богу, и бог бе слово. Вот оно таинство, объясняющее все последующее. Но кто мог проникнуть это таинство? Надо поверить ему. А я не верил и что же я узнал? Я узнал то, что жизнь моя не имеет смысла и цели, что смерть есть такая же неизвестность, как и самая жизнь». Весь ход его мучительных мыслей, не приводивших ни к какому решению, вдруг поднялся в нем и он, с ужасом чувствуя, что опять поворачивается этот свинтившийся винт, стал вспоминать то, что говорил ему белокурый человек в фартуке.

3076

Зач.: <Титов> аббат с французским

3077

Зач.: – Говорите всё, что вы думаете

3078

Зач.: одного желаю, – сказал Pierre, чувствуя, как голос его задрожал. – Я желаю знать, что есть добродетель, чтобы исполнять ее законы – сказал он приготовленным им ответом. И в ту минуту, как он произнес эти слова, он почувствовал, что <Титов> аббат

3079

Зач.: Pierre отгадывал в лице его признак сомнения в разумности того, что он говорил, но на лице старого человека было только выражение строгой торжественности.

3080

Зачеркнуто: <Титова> аббата

3081

Зач.: этим ответом и сделал <следующий> пятый вопрос о том, почему он не

3082

Зач.: и гражданских законах и следовали ли им?

3083

Зач.: как на исповеди, с дрожанием голоса

3084

Зач.: <Титов> аббат

3085

Зач.: в знак согласия.

– В чем же полагаешь ты премудрость и добродетель? – спросил аббат.

– В знании добра и следовании ему, – отвечал Pierre.

3086

Зач.: <Титова> аббата

3087

Зач.: – Потрудитесь раздеться, граф, – [сказал] он ему тихо и начал говорить, сначала запинаясь, а потом твердо.

3088

Зач.: доколе бог благоволит, ко благу человечества, открыть оное всему миру.

3089

Зач.: Орден наш можно уподобить благоустроенному воинству, где всяк, по мере усердия и ревности, восходит к высшим чинам. Начальники ведают расположение и тайну войны, но нижние чины и простые воины обязаны токмо повиноваться и не могут знать сего таинства.

Для сего в ордене нашем число хранителей сего важного таинства всегда было ограничено.

3090

Зачеркнуто: сей убедительнейший способ научения, ибо пример сильнее всех увещаний действует в сердце человеческом.

3091

Зач.: Сии суть главнейшие цели нашего общества: если вы найдете в них и вашу цель, вы с пользою вступите в наш орден.

3092

Зач.: и, сказав это, он вышел. Через несколько времени, во время которого Pierre опять рассеянно перебирал кости, раздумывая о том, как справедлива была цель ордена, стремящегося искоренить царствующее зло мира, и как естественно, значительно долженствующее указать путь человеку, ритор опять вошел и, спросив, обдумал ли Pierre сказанное ему, сказал ему следующее: