Первый эксперимент Ганемана с хинной коркой был произведен им в 1790 г., и только через 6 лет усердных наблюдений и размышлений, а именно в 1796 г., он в первый раз, с известной осторожностью, решается высказать мысль, что подобное может излечиваться подобным. В статье под названием «Опыт нового принципа для нахождения целебных свойство лекарственных веществ»[24], он пишет следующее: «Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь посредством другого нового заболевания и следует применять против болезни, подлежащей излечению (особливо хронической), такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую наивозможно сходную искусственную болезнь, и первая, таким образом, будет излечена: similia similibus». Это его собственные слова в 1796 г. Но он ещё в то время не решался допустить широкое обобщение своих наблюдений, ограничивая предлагаемое им правило только для хронических болезней и не отрицая возможности антипатического лечения по принципу contraria contrariis для острых заболеваний. Он в это время ясно сознавал, что для того, чтобы лечить болезненные состояния посредством лекарственных веществ, способных производить в здоровом организме сходное болезненное состояние, и для того, чтобы воздвигнуть всеобщий лекарственный закон, необходимо прежде всего изучить физиологическое действие многочисленных и разнообразных лекарственных веществ на здоровый человеческий организм, нужно иметь фармакологию. Озираясь же за необходимыми сведениями в старой и современной ему медицине, Ганеман не находил и не мог найти в ней никакой помощи, потому что до него фармакологии не существовало, а ходячие сведения о действии лекарств черпались из народной медицины и домашних травников и представляли большей частью бессвязный набор небылиц и выдумок и суеверных и фантастических рассказов, унаследованных из глубокой старины и средневековой алхимии и астрологии. Ему предстояла великая задача — и он нисколько не скрывал от себя предстоящего колоссального труда — преобразовать всю фармакологию и воссоздать новое физиологическое лекарствоведение, и для этой цели он выбрал единственно верный и правильный путь исследования лекарств в простом виде, без всяких npuмесей, на самом себе и на других здоровых людях.
С беспримерной энергией и пламенной преданностью делу он приступил к своей исторической задаче, и уже в 1805 г. издал сочинение на латинском языке под заглавием «Фрагменты (т. е. отрывочные материалы) к изучению положительного действия лекарств, наблюдаемого в здоровом человеческом организме»[25]. Это сочинение представляет сборник болезнетворных или патогенетических симптомов 27 лекарственных веществ, испытанных им частью на самом себе, частью на других здоровых людях, и отчасти дополненных историями отравлений. Затем с 1811 по 1821 г. стали последовательно являться отдельные темы его «Чистого лекарствоведения» (Reine Arzneimittellehre), которая содержит испытания 61 лекарства, из которых 22 встречаются уже в первом сборнике, но тут дополнены многочисленными наблюдениями, опытами и историями болезней. С 1822 по 1827 г. стало выходить второе издание этого сочинения, в котором мы встречаем ещё три новых средства и многочисленные дополнения к прежним. С 1828 по 1830 гг. в своих «Хронических болезнях» он даёт нам испытания ещё 17 новых лекарств, а во 2-м издании этого сочинения, выходившем между 1835 и 1839 гг. — ещё 13 новых средств.
Посвятивши, таким образом, бóльшую часть своей долгой и плодотворной жизни исследованию физиологических свойств лекарственных веществ, изучая болезненные картины, производимые этими веществами в здоровом человеческом организме, и назначая эти вещества в болезненных состояниях, сходных с болезненной картиной, производимой соответствующим лекарственным веществом, Ганеман всё более и более убеждался в верности предвиденного или предчувствованного им закона не только для хронических, но и для острых заболеваний, и, с другой стороны, приходил к всё более твёрдому убеждению, что другие методы лечения, как антипатический, аллопатический, отвлекающий, паллиативный и т. п., хотя и могут и должны найти своё ограниченное применение в известных случаях, но что сфера их действия, по мере развития фармакологии, должна всё более суживаться и уступать место гомеопатическому лечению.
Таким образом, он оставил нам истории лекарственных болезней или патогенезы почти 100 лекарственных веществ (позволю себе сделать здесь оговорку. В течение лекции мне придётся неоднократно употреблять слова «патогенетический» и «патогенез», потому что они уже пользуются правом гражданства в гомеопатической литературе. «Патогенетический» значит болезнетворный, а, «патогенез» означает историю лекарственных болезней или совокупность тех болезнетворных симптомов, которые лекарство вызывает в здоровом человеческом организме. Затем продолжаю дальше). Конечно, не все лекарственные вещества изучены Ганеманом с одинаковым совершенством и полнотой, и не все оставленные им патогенезы обладают одинаковым значением с точки зрения их внутреннего содержания. Справедливость требует признать, что первые его испытания, заключающиеся в «Фрагментах», и в первом издании «Лекарствоведения», имеют значительно более глубокое значение, чем исследования, содержащиеся в «Хронических болезнях». Первые испытания его были производимы исключительно над здоровыми людьми, причем испытания производились большей частью посредством больших или малых фармакологических доз, и полученные результаты представляют большей частью чистое физиологическое действие этих лекарств. Между тем, в последний период своей жизни он несколько уклонялся от первоначально намеченного им пути и стал делать наблюдения над своими пациентами, т. е. над больными субъектами. Относительно испытания лекарств над больными, он сам говорит в «Опытной медицине» (Heilkunde der Erfahrung), что«…распознавание лекарственных сипмтомов из целой группы симптомов естественных болезней есть дело индуктивных умов высшего порядка и должно быть предоставлено исключительно мастерам в искусстве наблюдения». И хотя мы преклоняемся перед Ганеманом как величайшим наблюдателем, не имеющим себе равного в целой истории медицины, тем не менее, мы должны сказать, что испытание лекарственных веществ на больных, даже в руках великого наблюдателя, не может быть отнесено к «чистым» источникам лекарствоведения и так как, кроме того, он нередко производил эти испытания в последнем периоде своей жизни, назначая больным тридцатые деления лекарств, то мы, не отрицая возможности действия инфинитесимальных доз на восприимчивый человеческий организм, о чём речь в следующий раз, тем не менее, должны относиться с некоторым скептицизмом к такого рода наблюдениям, требующим такой из ряда вон выходящей восприимчивости, и должны принимать такие наблюдения не раньше, как после физиологической и клинической их проверки.
Ганемановские испытания лекарств представляют колоссальный труд, не имеющий себе равного во всей медицинской литературе. Поэтому нет ничего удивительного, если в нём встречаются недостатки, иногда даже довольно важные. К числу этих недостатков, прежде всего, нужно отнести значительный перевес субъективных симптомов над объективными или слишком широкое предпочтение симптоматике в узком смысле слова, в ущерб патологии, а вместе с тем и стремление, с одной стороны похвальное, дать по возможности полную и совершенную картину лекарственных болезней, вследствие чего, с другой стороны, он воспринимал нередко вовсе несущественные, малозначительные и часто воображаемые или случайные симптомы, не принадлежащие лекарственному веществу, но которые, тем не менее, вносились им в протокол под видом физиологических или патогенетических. Это значительно засорило нашу фармакологию, которая, вместе с тем, представляется поверхностному взгляду непривлекательной и тривиальной и служит удобным предлогом для лёгких насмешек и дешёвого остроумия тем критикам и преподавателям, которые не углубляются в суть нашего учения, а только ищут в нём источник для увеселения своих слушателей и читателей. Тем не менее, вышеуказанный недостаток существует, и обязанность моя его указать.
Второй не менее важный недостаток заключается не столько в содержании, сколько в форме изложения, а именно в искусственной анатомической схеме распределения симптомов. Вместо того, чтобы представить потомству подробные протоколы самых испытателей, Ганеман втиснул их в искусственную систему, разъединив каждый отдельный спмптом из его естественной и физиологической связи с группами остальных симптомов, возникших у известного испытателя в одном и том же испытании, и распределивши эти разрозненные симптомы в новую категорию сообразно анатомическим областям тела. Так, он извлекает все симптомы, касающиеся, например, головы, ушей, носа и т. д. у всех испытателей одного и того же лекарства и помещает их все вместе под рубрикой: «голова», «уши», «нос» и т. д. По меткому выражению или сравнению доктора Дёджона (Dudgeon), это всё равно, как если бы художник, рисуя семейную группу, разместил бы глаза всех членов семьи в одном углу картины, носы — в другом, уши — в третьем и т. д. Из такого способа изображения, как бы ни были верно и точно переданы отдельные части и черты, было бы невозможно составить себе представление о каждой отдельной личности. Точно также и при таком топографическом описании симптомов обезображиваются и искажаются истинные черты лекарственных болезней и, за отсутствием оригинальных протоколов, становится невозможным или, во всяком случае, очень трудным связать эти разчленённые симптомы с внутренним патологическим состоянием испытателя[26].
24
«Versuch über ein neues Princip zur Auffindnug der Heilkräfte der Arzneisubstanzen nebst einigen Blicken auf die bisherigen», Hufeland's Journal, 1796, Bd. 2
25
«Fragmenta de viribus medicamentorum positvis sive in sano corpore observatis». Lipsiae sumpto J. A. Barthii.
26
Тем не менее, такая «топографическая» система изложения симптомов принята сегодня во всей гомеопатической литературе.