…Из письма консула в Тянцзине Н. Лаптева
русскому командованию в Мукдене,
переданное через сотрудника контрразведки И.Ф. Персица,
негласно сопровождавшего Гидиса к месту ареста.
Тянцзин, 12 декабря 1904 г.
«Многоуважаемый Александр Николаевич!
Сегодня с г-ном Персицем пересылаю для передачи в руки наших властей португальского подданного Гидиса, бывшего моего агента, которого надлежит арестовать и держать под строгим караулом до окончания войны. Не откажите сделать все от Вас зависящее, чтобы привести в исполнение эту мою рекомендацию.
Из препровождаемого у сего, моего открытого письма к Гидису, которое прошу Вас передать последнему при его аресте, Вы изволите усмотреть, что иностранец этот виновен во многом. Во-первых, он шантажист-шпион, все время получавший от нас деньги и продававший нас японцам. Во-вторых, он под разными благовидными предлогами взял у меня около 7000 рублей, которые не передал по назначению… В-третьих, он, безусловно, стесняет свободу действий как моих, так и полковника Огородникова, будучи посвящен в знакомства с нашими агентами, некоторых из коих он рекомендовал и эксплуатировал самым бесчестным образом, держа в страхе. Вообще, Гидис – в высшей степени зловредное нам лицо, и программа удаления его из здешних мест была давно намечена как мною, так и полковником Огородниковым. Например, он продал японцам мой секрет с пароходом, приобретенным неким Ханзава… Он будет обвинять в измене Ханзаву, но это неправда. Ханзава – преданное нам лицо, которое оказывает много помощи. Так, например, он спас этот пароход и ходит теперь свободно между Вей-хайвей-ем и Дальним[104]. В качестве португальского консула я беру на себя всю ответственность перед португальским правительством по поводу этого ареста и заранее могу сказать, что этот мошенник никогда не осмелится объявить своей вины перед общественным судом.
Рекомендуйте держать его вдали от наших войск, не разрешайте ему сноситься с внешним миром[105], кроме меня и (португальского) министра Алтейда, и вообще, учините за ним строгий надзор. Он, безусловно, попытается связаться с японцами и бежать из-под ареста…
Мои китайцы, безусловно, честные люди… и они мне заявили крайним условием, что смогут работать, только если злодей будет убран с Севера Китая. Они убеждены, что Гидис, представивший их мне, собирается выдать все предприятие[106] японцам…
С этим португальцем работал и продолжает работать китайский подданный Ло, именующий себя Гоад, которого я также постараюсь передать нашим властям как одного из вреднейших нам субъектов… По поводу ареста Гидиса полковник Огородников сообщает отдельно генералу Флугу… В Телине живет проститутка американка Голди. Благоволите предупредить, чтобы особенно наблюдали за этой особой, так как она состоит в переписке с заведомо японскими шпионами.
Если китаец Сун действует неуспешно, известите, вышлю другого – добавочного… Извиняюсь за небрежность письма. Очень спешно.
Искренне преданный Н. Лаптев»…
… – Обедать пойдете? – вдруг услышал я хриплый баритон. Рядом стоял давешний любитель пива с туго набитой сумкой через плечо. Для черноморского пансионата (особенно в летнюю жару) он выглядел более чем странно – пропыленный камуфляж, берцовки, пистолет за поясом… Я оглянулся по сторонам. Остальные трое отдыхающих куда-то исчезли.
– В столовой, наверное, – перехватив мой взгляд, спокойно пояснил незнакомец и представился: – Подполковник Мазаев Вадим Иванович. Можно просто Вадим.
– Дмитрий, – протянул руку я.
– Сходите, поешьте, – словно не заметив ее, предложил Мазаев.
– Что-то аппетита нет, – покачал головой я. – Идите сами.
– А у меня особая диета, – хлопнул по сумке подполковник. – Пока я… Впрочем, не важно. Вы позволите? – дождавшись моего кивка, он опустился рядом на песок, извлек из сумки очередную бутылку, сорвал зубами пробку и припал губами к горлышку.
– Любите пиво? – спросил я.
– Любил… когда-то. – Лицо Вадима кисло сморщилось.
– А сейчас?
– На дух не выношу!!!
– Тогда почему пьете?
– Так надо. – В зеленых глазах моего собеседника мелькнуло странное выражение. – Есть вещи, с которыми ничего нельзя поделать… до поры до времени. Например, сны. Вот вас, полковник, еженощно мучают разнообразные кошмары.
– Откуда знаете? – встрепенулся я.
– Не важно. Знаю – и все тут. Но не расстраивайтесь, бывает и похуже.
– Неужели?
– Именно так! Я вот каждую ночь умираю с острым чувством отчаяния и болезненной вины за содеянное. – Зеленые глаза потемнели, уставились куда-то вдаль. – Мы летим в Хасавьюрт на боевое задание, – спустя секунд двадцать глухо начал он. – Я – старший группы, но ситуацию не контролирую, поскольку дрыхну, накачавшись пивом. «Вертушка» идет как обычно, в тридцати-пятидесяти метрах от земли[107]. Просыпаюсь от стрельбы, но ничего понять не могу: чумной, осоловелый, башка мутная. – Он с ненавистью покосился на сумку. – Уже потом выяснилось – по нам влупили с земли из крупнокалиберного пулемета, повредили хвостовое оперение. Вертолет вертится вокруг оси и постепенно садится. Вражеский пулеметчик продолжает расстреливать его, как мишень в тире. Слышу стоны, вскрики умирающих, но по-прежнему невменяем. Сижу истуканом, вцепившись в сумку с проклятым напитком… При ударе о землю меня с силой забрасывает в кабину пилота. Врезаюсь мордой в панель управления. Мозги наконец-то проясняются. Утерев кровь, оглядываюсь по сторонам. Все, в том числе пилот, мертвы. Вся группа, представляете?! В живых остался только их командир: безобразно нажравшийся пивом и проспавший смертельно-опасную ситуацию! Был бы трезв – смог бы хоть что-то предпринять. По крайней мере, попытаться, а так… – подполковник обреченно махнул рукой, утер скупую слезинку и угрюмо закончил: – «Вертушку» уже облепили «духи» со всех сторон. Гогочут, лезут вовнутрь… У меня при себе одна эта «пукалка». – Он коснулся рукой пистолета за поясом. – «Вал» и «разгрузка» остались в салоне, рядом с сумкой, набитой чертовым пивом. По счастью, вспоминаю о системе самоликвидации[108]. Нащупываю известную вам четырехугольную ручку, тяну ее, вертолет взрывается, и я умираю. Тело разрывает на куски взрывом, а душу – отчаянием и чувством вины за грубое, должностное преступление. – Мазаев утер вторую слезинку.
108
Под сиденьями командиров наших вертолетов на Северном Кавказе находится от пяти до десяти килограммов пластита. Дело в том, что нашим вертолетчикам нельзя попадать живыми в руки боевиков. Они (вертолетчики) попортили мятежникам очень много крови, и в плену их ожидают изуверские пытки и не менее изуверская казнь.