— Могу себе представить, — сказал мой друг. — Это центр тайного и зловещего культа. Сборище незаконных иммигрантов из Кафиристана, где сохранилось древнее язычество. Они поклоняются подземному божеству, которое на самом деле — желеобразное существо, проникающее сквозь камни…
— Почему бы не зайти и не взглянуть? — спросил я. — Заведение мадам Нози, кажется, открыто.
— О, ты настолько практичен, Вилли! — сказал мой друг. — Я бы предпочел посмотреть на этот загадочный притон издалека и оставить все на волю воображения. Внутри заведение, вероятно, грязное, запущенное и вообще скучное. Кроме того, наша предсказательница наверняка потребует вознаграждения, а я сейчас ужасно стеснен в средствах.
— У меня хватит денег заплатить за двоих, — сказал я. — Идем!
Потребовалась некоторая настойчивость — мой друг был застенчивым человеком, и он переживал из-за постоянного недостатка средств. Эта бедность казалась странной, особенно если принимать в расчет его дарования и интеллект. Несколько минут спустя, однако, мы вошли в обиталище мадам Нози.
Местечко было очень мрачным — в точности как предсказывал мой друг. Фатима Нози оказалась высокой, крепко сложенной, худощавой женщиной средних лет, с большим крючковатым носом и темными седеющими волосами, пряди которых выбивались из-под чалмы.
— Итак, — произнесла она, — что я могу для вас сделать, джентльмены? — Она говорила с акцентом, который казался каким угодно, только не итальянским. Мадам Фатима посмотрела на меня.
— Вы учитесь в колледже, не так ли?
— Да.
— В… Массачусетском технологическом институте, верно?
— Да.
— И вы собираетесь получить диплом… через два года, так?
— Правильно, — сказал я, удивленный ее проницательностью.
— Назовите свое имя, пожалуйста.
— Уилсон Ньюбери.
Она записала имя в маленький блокнот.
— А вы… — Она обернулась к моему другу. Записав его имя, она сказала: — Вы писатель, не так ли?
— Я, — ответил мой друг, — джентльмен, который иногда сочиняет для собственного развлечения и для развлечения друзей. — Его лицо исказилось, он попытался заговорить на чужом языке без запинок. — Р-parlat-te italiano? — он выговаривал слова медленно, с явным восточным акцентом.
Она вопросительно посмотрела на него, но потом успокоилась:
— Cosi, cosi[1]. Но я не итальянка, хотя и родилась в Италии.
— Откуда же вы тогда, разрешите полюбопытствовать? — спросил мой друг.
— Я — из народа тосков.
— О, албанка! — воскликнул он. Потом мой друг пояснил мне: — Все верно. Она — прекрасный представитель расового типа, распространенного в Динарском нагорье, да и имя мне показалось совсем не итальянским. — Он обернулся к хозяйке заведения. — Весьма польщен; sono-sono onorato[2].
— Спасибо. В Италии много албанцев, — сказала мадам Нози. — Они прибыли туда две или три сотни лет назад, чтобы спастись от турок. Итак, что я могу сделать для вас? Гороскоп? Сеанс? Хрустальный шар? Думаю, вы умные джентльмены и вас не интересуют примитивные оккультные манифестации. Скажите мне, чего вы больше всего хотите. Пожалуйста, вы. — Она указала на моего друга.
Он надолго призадумался, а потом сказал:
— Мадам, более всего я мечтаю об одном — увидеть мир, каким он был в момент высшего развития западной цивилизации, то есть в восемнадцатом столетии. Нет, позвольте, я уточню. Увидеть самую цивилизованную часть этого мира — Англию — в ту эпоху.
— Мммм… — Мадам Нози с сомнением поглядела на него. — Это трудно. Но в таком случае я могу прибегнуть к помощи зеркала Бальзамо. Вам придется подняться наверх, во внутреннее святилище.
По скрипучим ступеням старой лестницы мы поднялись в небольшую убогую гостиную. Мадам Фатима сняла ткань, прикрывавшую висевшее на дальней стене зеркало. Само зеркало выглядело совершенно обыкновенным, а резная рама казалась роскошной; правда, большая часть позолоты с нее стерлась.
Мой друг наклонился ко мне и пробормотал:
— Это должно быть интересно. Джузеппе Бальзамо, он же граф Алессандро Калиостро, был самым поразительным мошенником и шарлатаном восемнадцатого столетия. Интересно, что она сделает?
— Это, — сказала мадам Нози, — будет стоить вам десять долларов. Очень сильное заклинание. Оно может погубить мое слабое сердце. Если ваш друг желает последовать за вами, то ему тоже придется заплатить десятку.
Мой друг выглядел потрясенным — и это легко понять. На десять долларов тогда можно было целую неделю обедать в хорошем ресторане. Двадцать даже мне показались чересчур крупной суммой; но я совсем недавно получил чек из дома и не собирался отступать. Будь я старше и смелее — возможно, я начал бы торговаться; мой друг, насколько мне известно, ничего подобного сделать бы никогда не смог. Я вытащил бумажник.