Пушкин А. С. Письма к жене

Адрес: М. г. Натальи Николаевне Пушкиной.

В Петербурге на Чёрной речке на даче Милера.

Комментарий

Автограф: ПД, № 1483.

Почтовые штемпеля: «Казань 1833 сен. 11» и «Получено 1833 сен. 21 вечер». Почтовая помета карандашом после адреса: «Д.<ом> Оливе».

Впервые: ВЕ, 1878, январь, с. 37. Акад., XV, № 843.

32. 12 сентября 1833 г. Языково

Село Языково, 65 вёрст от Симбирска. 12 сент.

Пишу тебе из деревни поэта Языкова,[189] к которому заехал и не нашёл дома. Третьего дня прибыл я в Симбирск[190] и от Загряжского[191] принял от тебя письмо. Оно обрадовало меня, мой ангел — но я всё-таки тебя побраню. У тебя нарывы, а ты пишешь мне четыре страницы кругом. Как тебе не совестно! Не могла ты мне сказать в четырёх строчках о себе и о детях. Ну, так и быть. Дай бог теперь быть тебе здоровой. Я рад, что Сергей Ник.<олаевич> будет с тобою, он очень мил и тебе не надоест. Об Ив.<ане> Ник.<олаевиче> говорить нечего. Надеюсь, что свадьба его расстроится. По всему видно, что всё семейство воспользовалось расстроенным его состоянием, чтоб заманить его в сети. Вероятно, и начальство, если дело дойдёт до начальства, примет это в соображение. Должно будет поплатиться деньгами. Если девица не брюхата, то беда ещё не велика. А с отцем и с дядей-башмачником дуэля, кажется, не будет. Если дом удобен, то нечего делать, бери его — но уж по крайней мере, усиди в нём.[192] Меня очень беспокоят твои обстоятельства, денег у тебя слишком мало. Того и гляди сделаешь новые долги, не расплатясь со старыми. Я путешествую, кажется, с пользою, но ещё не на месте и ничего не написал. И сплю и вижу приехать в Болдино и там запереться.

Из Казани написал я тебе несколько строчек — некогда было. Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одной blue stockings,^а[193] сорокалетней, несносной бабе с вощёными зубами и с ногтями в грязи.[194] Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с двести, как ни в чём не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхвалил её красоту и гений.[195] Я так и ждал, что принуждён буду ей написать в альбом — но бог помиловал, однако она взяла мой адрес и стращает меня перепискою и приездом в П.<етер> Б.<ург>, с чем тебя и поздравляю. Муж её умный и учёный немец, в неё влюблён и в изумлении от её гения; однако он одолжил меня очень — и я рад, что с ним познакомился. Сегодня еду в Симбирск, отобедаю у губернатора и к вечеру отправлюсь в Оренбург, последняя цель моего путешествия.

Здесь я нашёл старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого готов я полюбить, как люблю Плетнёва или Нащокина. Я провёл с <ним>^б[196] вечер и оставил его для тебя, а теперь оставляю тебя для него. Прости, ангел жёнка. Цалую тебя и всех вас — благословляю детей от сердца. Береги себя. Я рад, что ты не брюхата. Кланяюсь Кат.<ерине> Ив.<ановне> и брату С.<ергею>.

Пиши мне в Болдино.[197]

Комментарий

Автограф: ИРЛИ, № 1484.

Впервые: ВЕ, 1878, январь, с. 38—39. Акад., XV, № 845.

33. 14 сентября 1833 г. Симбирск

14 Симбирск.

Опять я в Симбирске. Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне её.[198] Чорт его побери, дорого бы дал я, чтоб его затравить. На третий станции стали закладывать мне лошадей — гляжу, нет ямщиков — один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой; по этой на станциях везде по 6 лошадей, а почта ходит четыре раза в неделю. Повезли меня обратно — я заснул — просыпаюсь утром — что же? не отъехал я и пяти вёрст. Гора — лошади не взвезут — около меня человек 20 мужиков. Чорт знает как бог помог — наконец взъехали мы, и я воротился в Симбирск. Дорого бы дал я, чтоб быть борзой собакой; уж этого зайца я бы отыскал. Теперь еду опять другим трактом.[199] Авось без приключений.

189

Село Языково (Корсунского уезда Симбирской губернии) находилось в версте расстояния от большого Московского тракта из Симбирска в Корсунь, на берегу реки Урал (см. о нём: Селиванов К. А. 1) Языково. — В кн.: Замечательные места Ульяновской области. Ульяновск, 1946, с. 41—47; 2) Литературные места Ульяновской области. Саратов, 1969, с. 25—39, 110—111). Пушкин застал здесь только старшего из братьев, Петра Михайловича. Возможно, он сообщал Пушкину предания о Пугачёве; известно, что П. М. Языков записывал песни о Пугачёве (см.: ЛН, т. 79, с. 343, 346).

190

Возможные маршруты Пушкина из Казани в Симбирск указаны в кн.: Славянский,, с. 107. Расстояние между этими городами по почтовому тракту (через Лаишев) — 239 вёрст. О том, что Пушкин ехал именно по этому тракту, по мнению некоторых исследователей, свидетельствует запись в его дорожной книжке: «Лаишв, город в шлафроке» (см.: Рукою П., с. 339 и коммент. М. А. Цявловского к этой записи). Иначе, по-видимому, трактовал эту запись Л. Б. Модзалевский, который, возражая П. П. Суворову (см.: Суворов П. П. Пушкин в Лаишеве. — М. вед., 1901, № 323), писал: «Рассказывается местное предание о пребывании поэта в этом городе; вероятно, это легенда, так как Лаишев лежал совсем не на пути Пушкина» (Письма, т. 3, с. 628). Позднее к скептическому мнению о проезде Пушкина через Лаишев присоединился и Цявловский (см.: Цявловский М. А. Скитания поэта. — Смена, 1936, № 9). Обзор полемики по этому вопросу и литературу о пребывании Пушкина в Симбирске см.: Славянский, с. 106—107, 138—139.

191

О визите Пушкина к симбирскому губернатору А. М. Загряжскому сохранились воспоминания Констанции Ивановны Коротковой (урожд. Габленц) (1820—1900), которая брала в это время урок танцев с дочерью Загряжского: «Однажды осенью (1833 года, между 8—14 сентября) во время урока танцев по зале пронёсся слух, что приехал сочинитель А. С. Пушкин; мы все заволновались от ожидания увидеть его, и вдруг входит в залу господин небольшого роста, в чёрном фраке, курчавый, шатен, с бледным или скорее мулатским рябоватым лицом: мне тогда он показался очень некрасивым. Мы все уже сидели по стульям и при его общем нам поклоне сделали ему реверанс; через несколько минут мы все с ним познакомились и стали просить его танцовать с нами; он немедленно же согласился, подошёл к окну, вынул из бокового кармана пистолет и, положив его на подоконник, протанцовал с каждой из нас по нескольку туров вальса под звуки двух скрипок, сидевших в углу. — Пушкин, как говорили тогда, приезжал в Симбирск за разысканием материалов для своей истории Пугачёвского бунта и, конечно, к своему удовольствию, мог их найти немало, потому что и я помню в Симбирске ещё живых свидетелей этого бунта: в самом Симбирске жил 80—83-летний маленький, невзрачный старичок Шувалов (имевший тогда восемь дочерей и одного сына), в доме которого я часто бывала. Я помню хорошо, что он дома всегда был одет в красный халат, препоясанный шнурком или просто верёвочкой. Мы, бывало, усядемся на скамеечке у его ног и слушаем его рассказы про старое время, про Пугачёва, у которого он был форейтором. Шувалов удостоился такой чести, вместо того, чтобы быть убитым с прочими помещиками, за то только, что „показался Пугачёву чрез меру плюгавым“. Шувалову тогда было всего шестнадцать лет от роду. К этому-то пугачёвскому форейтору, как я тогда слышала, сделал свой визит Пушкин, очевидно, желая послушать его рассказы о Пугачёве» (Лебедев Д. Пушкин и симбирские старожилы. — М. вед., 1901, № 242).

У Загряжского Пушкин был и 14 сентября. Загряжский подарил ему в этот день карту Екатеринославской губернии (изд. 1821 г.), на которой рукой поэта записано: «Карта, принадлежавшая императору Александру Павловичу. — Получена в Симбирске от А. М. Загряжского 14 сент. 1833» (см.: Рукою П., с. 601—602).

192

В сентябре 1833 г. Наталья Николаевна переехала с дачи Миллера на Чёрной речке на новую квартиру в доме Александра Карловича Оливье «у Пантелеймона близ Цепного моста» (ныне ул. Пестеля, д. 5 — см.: Яцевич А. Г. Пушкинский Петербург. Л., 1935, с. 57—59). Квартира стоила дорого — 4800 руб. в год — этим и объясняются слова Пушкина: «нечего делать, бери его». До этого Пушкины квартировали в доме купца Жадимеровского, на углу Морской и Гороховой улиц (ныне — ул. Герцена и Дзержинского). Наём этой квартиры причинил поэту много неприятностей. Пушкины съехали в середине июля с согласия домовладельца, но срок контракта кончался только в декабре, и Жадимеровский предъявил Пушкину через надворный суд иск об уплате 1063 руб. 33 ¹/₂ коп. Тяжба эта закончилась уже после смерти поэта (см.: Рукою П., с. 765—768; Лит. арх., кн. 3, с. 24—27; Арх. опеки, с. 100—103). 27 сентября 1833 г. Н. О. Пушкина писала дочери О. С. Павлищевой из Михайловского: «Все твои письма и на Синкс и на Новоржев равно доходят до меня, мой добрый друг, не приходи в уныние, — пропало лишь то, что ты адресовала Александру. Раз они всё время меняют квартиры, то найти их трудно; когда они были на Чёрной речке, все их люди находились при них, дом был доверен дворнику Жадимеровских, который, без сомнения, затерял твоё письмо. Натали наконец нам написала, она сообщает, что у неё были нарывы, она здорова, равно как и дети. Александр месяц, как в Нижнем, и воротится лишь в начале ноября. Она снова перебралась, она живёт теперь на Пантелеймоновской улице в доме Оливье» (Левкович Я. По неизвестным письмам. — Звезда, 1974, № 6, с. 182). В доме Оливье Пушкины проживали до середины августа 1834 г.

193

^а синему чулку. (Англ.)

194

Речь идёт об А. А. Фукс, которую Пушкин называет «синим чулком». А. А. Фукс вспоминала: «Он просил показать ему стихи, писанные ко мне Баратынским, Языковым и Ознобишиным, читал их все сам вслух и очень хвалил стихи Языкова. Потом просил меня непременно прочитать стихи моего сочинения. Я прочла сказку: „Жених“, и он, слушая меня, как бы в самом деле хорошего поэта, вероятно, из любезности, несколько раз останавливал моё чтение похвалами, а иные стихи заставлял повторять и прочитывал сам. После чтения он начал меня расспрашивать о нашем семействе, о том, где я училась, кто были мои учители; рассказывал мне о Петербурге, о тамошней рассеянной жизни и несколько раз звал меня туда приехать: „Приезжайте, пожалуйста, приезжайте; я познакомлю с вами жену мою; поверьте, мы будем уметь отвечать вам на казанскую приветливость не петербургской благодарностью“. Потом разговоры наши были гораздо откровеннее, он много говорил о духе нынешнего времени, о его влиянии на литературу, о наших литераторах, о поэтах, о каждом из них сказал своё мнение и наконец прибавил: „Смотрите, сегодняшний вечер была моя исповедь; чтобы наши разговоры остались между нами“» (П. в воспоминаниях, т. 2, с. 218—219). Резкий и пренебрежительный отзыв об А. А. Фукс в письме к жене объясняется постоянной ревностью H. Н. Пушкиной.

195

Баратынский посвятил А. А. Фукс стихотворение «А. А. Фуксовой» («Вы-ль, дочерь Евы, как другая»). Сам он писал об этих стихах И. В. Киреевскому 16 мая 1832 г.: «Прошу его (H. М. Языкова. — Я. Л.) пожалеть обо мне: одна из здешних дам, женщина степенных лет, не потерявшая ещё притязаний на красоту, написала мне послание в стихах без меры, на которое я должен отвечать» (Татевский сборник С. А. Рачинского. СПб., 1899, с. 46). [Возврат к примечанию[217]]

196

^б Пропущено при переходе на оборот листа.

197

В Болдино Пушкин приехал 1 октября (см. письмо 35).

198

Об этом зайце Пушкин вспомнил ещё раз, уже в Болдине (см. письмо 35). О суеверии Пушкина имеются свидетельства С. А. Соболевского и П. В. Нащокина (см.: П. в воспоминаниях, т. 2, с. 7, 190—191). [Возврат к примечанию[211]]

199

Обычный путь из Симбирска в Оренбург (он указывается в «почтовых дорожниках») шёл по правому берегу Волги на Сенгилей (через Крекшинки и Тушну), потом на Самару. Вероятно, по этой дороге первоначально и выехал Пушкин в ночь с 12 на 13 сентября. Доехав до 3-й станции, т. е. до Сенгилея (55 вёрст от Симбирска), он вернулся и вновь выехал из Симбирска уже 15 сентября, по другой дороге, проходившей по левобережью Волги. По наблюдению С. А. Попова, косвенным подтверждением этого является рисунок в «дорожной записной книжке» (1833) Пушкина, изображающий обрывистый берег Волги у Симбирска с домами и церковью. Под рисунком подпись: «Смоленская гора. Церковь Смол.<енская> и дом Карамзина. 15 сентября Волга» (Рукою П., с. 400). «Рисунок, — пишет С. А. Попов, — несомненно, сделан с левого берега реки или же с парома во время переправы через Волгу. 15 сентября — вероятная дата выезда Пушкина из Симбирска в Оренбург. Подтверждением того, что путь Пушкина был именно таким, является беловой автограф „Капитанской дочки“, в котором герой романа едет на службу в Оренбург по степям заволжским и видит одни бедные мордовские и чувашские деревушки (Акад., VIII, 860). Именно левобережная дорога шла через мордовские и чувашские сёла. Пушкин вёл своего героя тем же трактом, по которому ехал сам» (Попов С. А. Ехал поэт в Оренбург. — В кн.: Рифей: Уральский лит.-краев. со. Челябинск, 1981, с. 48). В «дорожной записной книжке» поэта имеется запись: «Смышляевка». Смышляевка — почтовая станция, которая стояла на «большой почтовой дороге из города Самары в Оренбург», с другой стороны на неё выходила дорога, шедшая по левому берегу Волги (см.: Там же, с. 48). Детальный маршрут Пушкина из Симбирска в Оренбург см.: Калинин Н. Ф. Пушкин в Казани. Казань, 1942, с. 73; Попов С. А. Указ. соч., с. 48—49; Славянский, с. 52.