Нашей Екатерине, конечно, уже за 20, хотя это и не сильно меняет дело. Но после по-настоящему близкого общения с мужчиной она не могла не догадываться о возможности серьезных последствий. Как она теперь будет смотреть в глаза маменьке, по семейному безденежью хлопочущей об устройстве ее ко двору? Ведь в фрейлины принимают, как известно, только незамужних, бездетных и с безупречной репутацией.
Обращает на себя внимание на пушкинском рисунке в «Цыганах» округлившийся, сильно выпяченный вперед, но отделенный от подола платьяживот «уходящей девушки». Это значит, что Пушкин никак не может понять, отчего Екатерина так уж сильно на него обижается и плачет? Ведь он постарался сделать все от него зависевшее, чтобы, как он сам выражался на эту тему, не «обрюхатить» ее с первого раза. Он на самом деле тогда хотел только одного – пусть и таким дерзким, неблагородным способом «приручить», «присвоить», «привязать» Бакунину к себе. Потому что очень ее любит – не может без нее жить. И его логику даже можно если не разделить, то хотя бы понять: разве по-другому, по-правильному он смог бы убедить мать Екатерины, мечтающую для дочери о выгодном браке, отдать ее за него замуж?
Скрещенные – закрытые для реализации мужской «горячности» – ножки девушки на листе 8 в ПД 835, в рукописи «Цыган», принадлежат также, как записано здесь автором рисунка, Екатерине Бакуниной. Появился он в правом («правильном») поле рукописи рядом с отражающими истинные чувства поэта к Екатерине стихами о любви Алеко к Земфире. Старик-отец «переводит» на понятный Земфире «язык» отношение к ней полюбившего ее человека иной культуры: «…Тебя он ищет и во сне: // Ты для него дороже мира». (IV, 191)
ПД 835, л. 8
Но Земфиру в это время уже тяготят отношения с Алеко, по правилам своей цивилизации считающим себя ее мужем. Она признается отцу: «Его любовь постыла мне. // Мне скучно; сердце воли просит…» На рисунке за ножками Бакуниной – неизгладимое в ее восприятии черное пятно ее кратковременных нежеланных близких отношений с Пушкиным. Записанный в этом рисунке текст – комментарий к ситуации: в юбке и ножках – «Катерина Бакунина и я», в контурах «негритянски» черного чернильного пятна – «Александръ Пушкинъ, мужъ ея».
Глава 5. «Лилу, темиру, всех обожал»
Кажется, информацию о воздыхателях Бакуниной приятели поэта в воспоминаниях и сам Пушкин в своих рисунках оставили нам исчерпывающую. Однако и этот «железобетонный» факт из его биографии все же нуждается в подкреплении еще и доказательствами из его честного и объективного литературного творчества. Ибо и до сих пор в нашей науке бытует разномыслие по поводу того, кого из влюбленных в Бакунину лицеистов в их группе считать третьим – Алексея Илличевского или все же Ивана Малиновского? Некоторые исследователи[48] полагают, что в рукописи стихотворения «19 октября 1825 года» («Роняет лес багряный свой убор…») после посвященной Пущину 10-й строфы Пушкин восклицает, обращаясь к Алексею Илличевскому:
А ведь точно известно, что Казак – Иван, сын первого директора Лицея Василия Федоровича Малиновского. Впоследствии Иван Малиновский женился на сестре своего тезки Пущина Марии. Но кого любил он в свои лицейские годы? Если в триумвирате с Пушкиным и Пущиным, то вовсе ведь не обязательно Екатерину Бакунину. Потому что у этой страстной парочки была в те годы еще одна общая любовь. Их желчный, но много знающий однокашник барон Модест Корф даже не сомневался в том, что именно графиня Наталья Кочубей, а вовсе не Екатерина Бакунина, была «первым предметом любви Пушкина»[49]. Другие лицеисты иже с поэтом в этом увлечении непременно упоминают и его верного друга Ивана Пущина.
Фрагмент ПД 829, л. 50
Наталья Кочубей, художник О.А. Кипренский, 1813[50]
48
Смотри, к примеру, Руденская М., Руденская С. «Наставникам… за благо воздадим». – Лениздат, 1986, с. 126; Эйдельман Натан. «Прекрасен наш союз…». – М., «Вагриус», 2006, с. 123 и др.
50
Кипренский О.А. Портрет Н.В. Кочубей 1813 года – http://www.liveinternet.ru/users/4112074/post346727218.