– Каким образом они были убиты?
– Ну сначала их постигло безумие.
– Безумие? – повторил Ватсон.
– Да. Они превратились в помешанных, бормочущих ерунду безумцев. Я точно знаю, что вы сталкивались с подобным раньше. С внезапным, необъяснимым сумасшествием.
– Да, – сказал Ватсон, вспоминая дело в бухте Полду, где коварный Мортимер Тридженнис использовал яд, чтобы убить свою сестру и свести брата с ума.[43]
– Но это нечто совсем иное. Есть доказательства того, что они попытались уничтожить «Бич», испытав нечто вроде… – Черчилль замолк, подыскивая слова: – …Припадка ярости.
– Мог ли это быть саботаж вражеского агента? Если это чудо-оружие и впрямь существует.
– Мог. Но, как я уже сказал, это великая тайна. Любой, кто о ней знает и не принимает активного участия в работе, отправляется в так называемое «безопасное и надёжное» место. Пока кошка не выберется из мешка.
– Меня тоже могут туда отправить?
Черчилль смерил его сердитым взглядом.
– Если бы я вам поведал куда больше, и вы отказались помочь – видимо, да.
Ватсона это оскорбило. Доктор привык, что в вопросах государственной важности ему доверяют. В своё время Майкрофт Холмс рассказывал ему вещи, от которых империя содрогнулась бы.
– Но я бы ничего не рассказал.
Вид у Черчилля сделался раздражённым.
– Возможно. Однако история о нашем короле-двоеженце всплыла, не так ли? Хмм.
Холмс и Ватсон помогли опровергнуть заявление о том, что король Георг V уже был однажды женат вследствие скоротечного романа с дочерью адмирала на Мальте, когда он служил на флоте. В одной журнальной статье было высказано предположение, что брак Георга с принцессой Мэй был бигамным. Защита настаивала, что король никогда не встречался с женщиной, о которой шла речь. Вообще-то имелись доказательства того, что они вместе посещали балы в Гемпшире, но ради блага государства их скрыли. И всё-таки недавно намёки на это утаивание всплыли в одной из самых скандальных газет.
– Это не моих рук дело.
– Надеюсь, Ватсон, – проговорил Черчилль таким тоном, который намекал, что у него есть кое-какие сомнения. – Но, видите ли, природа этого устройства не должна вас беспокоить прямо сейчас. Что от вас требуется, так это вылечить восьмого человека. Он не говорит – не может говорить. Абсолютно утратил дар речи. Как бишь это называется? А-чего-то-там…
– Афазия.
– Именно. Ничто из испробованных методов, от доброты до жестокости, не смогло нарушить его молчания. Во всех смыслах это снарядный шок, в точности как у пациентов, которых вы лечите. Да, я знаю о вашей работе всё.
– Я не один этим занимаюсь, – запротестовал Ватсон. – Есть и другие…
Черчилль яростно затряс головой, его начавшие обвисать щёки заколыхались.
– Коммунисты, пацифисты и гомосексуалы.
– Но ведь не все сразу, сэр?
Черчилль проигнорировал язвительную реплику:
– Меня обвиняют во вмешательстве в проект как таковой. Но кто-то должен всё встряхнуть. Мне нужно, чтобы вы заставили этого человека заговорить, чтобы он рассказал нам о случившемся, и мы сумели вести эту войну дальше.
Ватсон покачал головой:
– Я не могу участвовать в подобном.
Уинстон вперил в него сердитый взгляд.
– Не можете? Или не хотите?
– Вы видели, какие условия там, на фронте. То, к чему мы принуждаем своих солдат, бесчеловечно. Да, я занимаюсь теми, кто испытал снарядный шок. И знаете, чему это меня научило? Тому, что людей можно ломать, как хворост. И мы ломаем их тысячами. Это чудесное оружие – оно на самом деле сократит войну? Или умножит отчаяние? – Черчилль хотел что-то сказать, но Ватсон взмахнул рукой, не давая ему заговорить. – Газ был предназначен для того, чтобы выйти из тупика, помните? Новые снаряды были предназначены для того, чтобы выбить немцев из их бункеров. Вы ведь и это помните? Война закончится лишь тогда, когда люди вроде вас опомнятся и начнут договариваться о мире.
– Мне не нужны лекции о ведении войны от вас, майор, – прорычал Черчилль, враждебно выпятив челюсть. – Я каждый день считаю мертвецов, и легче мне не становится. А то, что вы говорите, в опасной степени похоже на пацифизм.
– Здравый смысл.
– Это вы так считаете. А я искренне полагаю, что новое оружие сократит войну. Даю вам слово.
– Даёте слово, что полагаете, будто оно позволит быстро прекратить военные действия? Вы в этом совершенно уверены?
Черчилль фыркнул:
– Разумеется, нет. Какие могут быть гарантии во время войны?
– Я вижу всё больше сломленных людей, – сказал Ватсон, – с обеих сторон. Я не стану в этом участвовать.