Доктор знал из записей, что молодой капитан страдал от атаксии – неспособности двигаться, полного паралича, чью физическую причину никто не мог установить. Была ещё афазия – потеря способности говорить. Ватсон также знал, что он странным образом несёт ответственность за состояние этого парнишки.
Всего семь месяцев назад, во французских окопах, Ватсон помог капитану стать героем, и этот груз привёл юношу в «особое» подразделение Вандсвортского госпиталя, предназначенное для тех, кому война нанесла ущерб, который власти только начинали осмысливать. Диагнозы капитану ставили разнообразные, вроде «эмоционального расстройства» или «пока неустановленного (нервного) недуга». Ни то ни другое на самом деле не отражало сложности или странности симптомов, которые демонстрировал этот сломленный человек. Машинерия войны его не убила – просто перемолола в своих жутких, безжалостных шестерёнках.
Доктор повернулся к стоявшей за спиной медсестре:
– Справлюсь сам.
– Вы уверены, майор? – спросила она.
– Мы с капитаном Фэйрли старые друзья.
В этот момент больной посмотрел на него – голова капитана качнулась, поворачиваясь, словно на пружине. Фэйрли уставился через весь спортзал с поцарапанным паркетным полом на человека, стоявшего в дверях, но во взгляде не было узнавания. Ещё один знахарь, наверняка подумал он – если вообще о чём-то подумал, мысленно уточнил доктор, – со своими дурацкими вопросами, будь они неладны, и призывами взять себя в руки.
– Здравствуйте, капитан Фэйрли, – сказал Ватсон, и его голос затерялся в просторном помещении.
От пациента не было никакой реакции.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Кожаные подошвы Ватсона стучали по полу так, словно кто-то играл на литаврах; он пересёк спортзал и подошёл к столу, где напротив солдата имелся пустой стул. Отодвинул его, попросил разрешения сесть. Ответа не было, но доктор всё равно сел. И стал ждать.
– Поздравляю с повышением, – сказал он в конце концов.
Фэйрли продолжал изучать столешницу. Когда они познакомились, Фэйрли был обычным младшим лейтенантом. Потом он спас Ватсону жизнь в ничьей земле. Хорошие новости с фронта были редкостью, так что история Фэйрли, которую все рассказывали и пересказывали, становилась всё более известной. Персиваль Филипс из «Экспресса» написал о «Невоспетом герое ничьей земли», удостоверившись, что тот не останется невоспетым, а «Рейтер» окрестил Фэйрли «Ангелом грязи». Ему вручили медаль. Не прошло и нескольких месяцев после храброго поступка, как Фэйрли стал кем-то вроде эксперта по той проклятой полосе земли между линиями фронта, его перевели в разведку и повысили. Но во время составления карты линий связи и немецких передовых траншей с Фэйрли там что-то случилось, и он превратился в эту парализованную развалину.
– Капитан, вы же меня помните, верно? – спросил доктор. – Майор Ватсон. Доктор Ватсон, как вы меня называли. Мы встретились возле Плаг-стрит[10].
Фэйрли вздрогнул, словно под воздействием электротерапии, которую применяли к тем, кто сильнее всех пострадал от снарядного шока. Ватсон увидел в его глазах проблески жизни.
– Вы помните ту ночь?
– Да. Вы майор Ватсон, стало быть? – проговорил Фэйрли тоном, который был совсем не похож на тот, который он использовал, когда они с Ватсоном беседовали в последний раз. Тогда он говорил как культурный, образованный выпускник Винчестерского колледжа. А теперь его голос звучал… ну на шотландский лад.
– Да, капитан. На вашу долю выпало нелёгкое…
Он не успел закончить фразу. С новообретённой прытью Фэйрли прыгнул через стол, как пантера, и Ватсон под тяжестью налетевшего тела грохнулся на спину, ударившись затылком о деревянный пол. У доктора потемнело в глазах, он почувствовал вес человека на своей груди, сдавливающий лёгкие, а через секунду длинные, костлявые пальцы безумца сомкнулись на его шее.
Четыре
Слухи кружили по Лондону, как захваченная смерчем пыль. Ветер дул с особенной силой в штаб-квартире Ассоциации иностранной прессы, которая располагалась в большом городском особняке неподалёку от площади Сент-Джеймс. Брэдли Росс стоял у барной стойки АИП, под позолоченным потолком, и надеялся заполучить какой-нибудь ценный слух из тех, что циркулировали в комнате. Ему требовался хороший сюжет, и быстро, иначе его вызовут обратно в Нью-Йорк. Он не хотел уезжать. Его отец всё ещё приглаживал пёрышки, встопорщившиеся из-за происшествия с молодым кэдди[11] в гольф-клубе. Ему грозили страшными и разнообразными карами, но, как обычно, деньги всё решили. Ещё несколько месяцев – и о случившемся забудут. А пока что он нуждался в сюжете.
10
11