На следующий день они уезжали. Никто их не провожал — «не позволили», поясняет Цветаева в одном из последних писем к Ариадне Берг. «Едем без проводов: как Мур говорит — «ni fleurs ni couronnes»[23] — как собаки — как грустно (и грубо) говорю я. Не позволили, но мои близкие друзья знают — и внутренне провожают».
По просьбе Цветаевой в последнее утро пришел к ним только Митрофан Айканов — как бы под видом рабочего. Он помог с последней укладкой и увязкой вещей, их оказалось очень много. Но Марине Ивановне пришлось попросить его не выходить к автомобилю, который ждал у входа в отель. Из вестибюля Айканов наблюдал за их отъездом…
О часе отъезда знали только очень близкие друзья, они могли проводить уезжавших мысленно.
Ехать предстояло вначале поездом до Гавра, дальше — пароходом, который увозил в СССР последние партии испанских беженцев.
«До свидания! — в последний раз писала Цветаева Тесковой в Прагу, сидя в вагоне поезда. — Сейчас уже не тяжело, сейчас уже — судьба…»