- Окуда вы?!
- Как вы?!
- Что с ними?!
- О, это идея получше подкопа! - оживился боярин Никодим.
- Ну! - авторитетно подтвердил улыбавшийся Герасим и на радостях решил улюмца больше не бить.
Мы покинули неприглядное подземелье, бывшее, пусть и всего несколько часов, местом нашего заточения, и поднялись в здание над ним, оказавшееся то ли большим и укреплённым караван-сараем, то ли маленькой и неказистой крепостью. Повсюду нас встречали довольные своей работой лукоморские и шахрайские витязи, а также совсем уж исполинского вида воины в забралах, походившие своими габаритами на виденных нами в Шахрабаде богатырей-атанатов. Я бы и принял их за атанатов, если бы не одно обстоятельство: обмундирование этой части наших спасителей хотя и подчинялось некоей общей логике, но представляло собой калейдоскоп милитаристских достижений всего Белого Света. У каждого из богатырей были меч, кинжал и палица, а позже я заметил и притороченные к седлам луки, колчаны со стрелами и щиты. Однако у одних оружие было явно западного, у других скорее сулейманского, а у третьих и совсем уж экзотического образца. Среди забрал, также положенных по уставу всем богатырям, я заметил и бесстрастные лукоморские железные лица, и забугорские похожие на клюв маски, и совсем уж страхолюдные вамаясьские рожи... Разумеется, я имею в виду типы забрал, а не самих воинов! [31]
- И всё же, как вы нас нашли?! - Рассобачинский пытался, кажется, отблагодарить всех сразу и не знал, к кому повернуться. Однако обстоятельства пленения дали о себе знать, и граф, схватившись за украшенную заметной шишкой голову, прислонился к стене.
- Неужели вы думаете, что Шахристан не способен позаботиться о людях, находящихся под его покровительством, в какой-то сотне километров от своих государственных границ? - улыбнулся Нибельмес, глядя как Ля Ляфа, быстрее других осознавшая факт освобождения, сбегала в караулку, добыла холодной воды и споро соорудила компресс для Петра Семёновича. - Ожидая вас в Сарыни, я получил известие о том, что вашим спутником стал Кувырдак. И забеспокоился. Он давно казался подозрительным, но до поры ничего противозаконного не совершал... Тем не менее, я приказал всем трём сотням, находившимся в пригороде Сарыни в полной боевой готовности, сниматься с места - то есть, разумеется, приказал двум сотням, а уважаемый Герасим-ага любезно согласился присоединиться к нам - и следовать за мной на расстоянии в половину дневного пути. Ну а сам я вскоре присоединился к вашей столь эклектичной компании, хотя вы едва ли замечали присутствие моей скромной персоны в местах ваших трапез, верно? Почему-то никто никогда не замечает почтальонов или, например, половых в трактирах... Ну а когда вас столь коварным образом передали в руки давно искавшего вас недоброжелателя, я, уж простите меня, решил дождаться наших воинов, а не вызволять вас сразу - улюмцы, что бы там ни говорили, всё же способны бесстрашно противостоять безоружному и малочисленному противнику. Когда все три сотни соединились в назначенном мной месте, то Герасим-ага хотел немедля штурмовать это укрепление. Должен сказать, что это прекрасно и героично, и уважаемый всеми нами Дионисий-ага, без сомнения, сложил бы эпичную балладу о доблестном витязе Герасиме и его богатырях... Но шахраи так не воюют. Командир наёмников предложил скрытно проникнуть в крепость и перебить охрану, командиров, слуг Абдурезака... От этого плана пришлось отказаться по той же причине, что и от остальных: велик был риск вашей гибели, поскольку под горячую руку наёмники могли перебить и вас, да и сами улюмцы могли в отчаянном своём положении вас зарезать. Тогда в этот укреплённый караван-сарай проник я один и никого не стал перебивать, а просто напоил охрану, тихонько открыл ворота... Ну а когда сюда ворвались наши молодцы, то улюмцы сами побросали оружие, так что и воевать ни с кем не пришлось!
- Ты храбр и человеколюбив, Нибельмес-ага, - уважительно покачал головой Пётр Семёнович, пока боярин Никодим с криками 'у-у-у, изуверы!' отыскивал в горе конфискованных у нас вещей свой сундучок. Приоткрыв его и заглянув внутрь, он быстро и с видимым облегчением захлопнул крышку.
- Я обязан был сохранить ваши жизни, - развёл руками Нибельмес-ага. - Из-за моего недосмотра, боюсь, ваше впечатление от пребывания в Шахристане и так уже безнадёжно испорчено... - шахрай вопросительно взглянул на графа, затем на боярина.
- Не боись, никому не скажем, - подмигнул Нибельмесу понятливый и великодушный Рассобачинский.