– Дед… – повторила Судислава с кроткой твердостью, не отводя глаз, – послушай Данилу. Ивашко ладони до крови стер.
Баграм окинул взором дружинников.
– Что, мужики, – прохрипел он, ухмыльнувшись, – правда, что ли, притомились?
– Притомились, тиун, – подтвердили корабельщики, – дай отдыха.
– Ладно, пройдем еще полпоприща – будет затока. Там и заночуем. Прежде, чем сойти на берег, наденьте кольчуги. Оружие не оставляйте…
Гребцы налегли на весла. Напряженное молчание последних часов сменилось гомоном и шуточной перебранкой. Вечернее солнце медленно клонилось к закату и освещало рыжим светом узкую полоску песчаного берега, за которой стоял старый лес – он надвигался на путников, простирая над ладьями длинные ветви. Корабельщики – все тридцать семь человек – сошли на сушу, привязали веревками корабли, словно больших коней, и, оставив на берегу дозор, разошлись собирать хворост.
Вечером у костра Баграм наставлял внучку приглушенным осипшим голосом:
– Не делай так впредь. Не становись против меня. Если хочешь просить за кого-то, проси так, чтобы другие не слышали.
– Добро, – согласилась Судислава.
– Не будь жалостливой. Мужи должны быть мужами, а жалость портит мужа. Если его часто жалеть, он станет бабой. Поняла?
– Да…
– И вообще… старайся не лезть в мужские дела.
– Да.
– Добро…
Баграм глубоко вздохнул.
– Но сегодня я была права? – Судислава покосилась на деда.
Баграм недоуменно вытаращился на внучку.
– Ну, ты же согласился!
На ее щеках заиграли ямочки, а глаза лукаво блеснули, как блестели при свете пламени два тонких кольца в ее ушах. Старик крякнул что-то и отвернулся.
– Что это за серьги у тебя?
– Тит подарил.
– Тяжелые?
– Нет.
Баграм протянул руку и приподнял одно из колец, прищурился, опять отвернулся и потыкал палкой в костер. Почерневшие головешки заискрились.
– Орихалк[8]. Ятвяжская работа… только знаешь, в дорогу не надо надевать украшений. Здесь они ни к чему. Только мешать будут. Зацепишься ухом за ветку, повиснешь на дереве и будешь кричать: «Деда! Деда!», пока дед не придет и не снимет.
Судислава улыбнулась.
– И вот еще что, – добавил Баграм другим голосом, – запомни: нельзя принимать подарки от чужого мужчины. Тит – мой крестник, но тебе он не брат и никто. Мне не так уж важно, что там люди скажут – ты меня знаешь. Но ты сама будешь чувствовать, будто должна ему что-то. Понимаешь?
Огоньки в глазах Судиславы погасли, глаза скрылись под ресницами. Непроизвольным движением она поправила волосы над ушами, чтобы спрятать серьги. Совсем не к месту раздался грубый смех дружинников, толкующих о чем-то своем.
– Тит… – раздумчиво продолжал Баграм, – он часто стал наведываться ко мне. Но ко мне ли? Такого ловкого охотника и отважного воина, я тебе скажу, в Берестье, да и на всей Волыни, больше не сыщется. Ты его, внучка, не обижай, но будь с ним осторожна. Смотри, чтобы голову глупую твою не вскружил и ум твой не исхитил. Кто узнает его помысел? Может, ты ему в сердце легла, а может, это так совпало просто. А может, ты ему как олень, на которого он сети закинул. Обидит тебя, и урвутся корни сердца твоего[9].
Судислава придвинулась к деду, обняла его руку, положила голову на плечо и неотрывно следила за движениями огня. Вдруг подул сильный ветер. Тысячи листьев в черных глубинах ночного леса тревожно зашелестели. Девочка вскинула голову и увидела, как угрожающе раскачиваются над ними тяжелые дубовые ветви. Но никто из мужчин не видел и не слышал этого. Они продолжали говорить, шутить, смеяться, словно вокруг ничего не происходило. И ветер утих так же внезапно, как поднялся. Судислава вдруг подумала, что лучше бы ей было не встревать и не мешать деду довести корабли до ближайшего польского города.
– Не бойся, – разгадал ее мысли Баграм, – мы во владениях мазовецкого князя. Конрад живет в большой любви с нашим князем Владимиром. Он знает о нашем пути. Его люди нас не тронут.
– А кто живет на этой стороне реки?
– Да никто не живет.
– А если идти много дней по лесу?
– Если идти по лесу, дня через три начнутся смоляные топи.
– Непроходимые?
– Опытный следопыт, может, и пройдет, а чужак пропадет.
– А за топями?
– А за топями Ятвягия.
– Значит, ятвяги могут выйти из этого леса? Поэтому на этом берегу нет деревень?
Лицо старика застыло.