Таким образом, прекрасные дубовые леса истреблялись методически, и теперь даже грустно видеть целые скаты гор оголенными и сплошь заваленными гниющими остатками прежних дубов, уничтоженных китайцами.
Местная администрация, осознав весь вред от подобного безобразного истребления лесов, пыталась несколько раз запретить этот промысел, но все запрещения оставались мертвой буквой, так как мы не имели ни средств, ни желания фактически поддерживать наши требования. Во многих, даже очень многих местах Уссурийского края китайцы знали русских только понаслышке и, конечно, смеялись над всеми нашими запрещениями, передаваемыми вдобавок через китайских старшин.
Военные действия с хунхузами[11] в 1868 году повернули это дело в другую сторону, и местные манзы, поплатившись за свои симпатии к разбойникам разорением не одного десятка фанз, сознали наконец над собою нашу силу и начали иначе относиться к нашим требованиям.
Теперь уже нет прежнего безобразного истребления лесов ради грибов, да и едва ли это может повториться в будущем, так как с учреждением в Южноуссурийском крае конной казачьей сотни везде будут являться разъезды и наблюдать за китайским населением.
Третий род промысла, привлекавший, и весьма недавно, в наши владения также значительное число китайцев, была промывка золота, россыпи которого находятся преимущественно в пространстве между Уссурийским заливом, реками Цыму-хэ и Сучаном. Этот промысел существовал здесь уже давно, потому что в вышеозначенном пространстве на некоторых береговых речках видны следы прежде существовавших разработок, на которых теперь растут дубы более аршина в диаметре.
Другое инородческое племя нашего Уссурийского края – гольды. Обитают они по берегу Уссури и ее притока Дауби-хэ; сверх того, они встречаются и по Амуру от Буреинских гор (Малого Хингана) до устья реки Горыни или несколько далее.
Цифра этого населения неизвестна, но во всяком случае на Уссури гольдов живет более, чем китайцев, от которых они переняли очень многое как в одежде, так и в постройке своих жилищ.
Последние есть те же самые фанзы, без изменения как во внутреннем, так и во внешнем устройстве. Вся разница состоит только в том, что при них всегда находится устроенный на деревянных стойках (для защиты от крыс) амбар, в котором складываются запасы сушеной рыбы.
Фанзы гольдов расположены на берегу Уссури и Дауби-хэ обыкновенно по нескольку (три – десять) вместе, и в каждой такой фанзе живет отдельное семейство; впрочем, иногда вместе с родителями помещаются и их семейные сыновья.
Вообще добродушный от природы нрав этого народа ведет к самой тесной семейной связи: родители горячо любят своих детей, которые со своей стороны платят им такой же любовью.
Мне лично много раз случалось давать гольду хлеб, сахар и т. п., и всякий раз, получив лакомый кусок, он делил его поровну между всеми членами своего семейства, большими и малыми. Притом нужно самому видеть ту искреннюю радость всего гольдского семейства, с какой оно встречает своего брата или отца, возвратившегося с промысла или с какой-нибудь отлучки; старый и малый бросаются ему навстречу, и каждый спешит поскорее поздороваться.
Кроме того, старики гольды, не способные уже ни к какой работе, прокармливаются своими детьми, которые всегда оказывают им полное уважение.
На долю женщин у этого племени выпадают все домашние работы и ухаживание за малыми детьми. На их же попечении остается фанза со всем имуществом в то время, когда зимой мужчины уходят на соболиный промысел.
В семейном быту женщины как хозяйки фанз пользуются правами, почти одинаковыми с мужчинами, хотя все-таки находятся в подчинении у последних. Они не участвуют в совещаниях мужчин об общих делах, например, об отправлении на звериный промысел, рыбную ловлю и т. п. Словом, женщина у гольдов прежде всего мать и хозяйка дома; вне фанзы она не имеет никакого круга действий.
Каждый взрослый мужчина, в особенности если он хозяин фанзы, есть вместе с тем господин самого себя и своего семейства, так как все дела у гольдов решаются не иначе, как с общего согласия, и только голос стариков, как людей более опытных, имеет большее значение в подобных совещаниях.
При миролюбивом характере гольдов больших преступлений у них почти не случается; даже воровство бывает очень редко.
В своих религиозных верованиях гольды преданы шаманству, но, как кажется, шаманы пользуются у них меньшим влиянием, нежели у других инородцев Амурского края.
Вообще гольды – добрый, тихий и миролюбивый народ, которому от души можно пожелать лучшей будущности, хотя, к сожалению, наше влияние на них до сих пор еще совершенно незаметно.
Хлебопашества гольды вовсе не знают; только изредка у тех, которые летом во время рыбной ловли не покидают своих фанз, можно видеть огороды, где, кроме разных овощей, более всего засевается табак; его курят не только все мужчины, но даже женщины и малые дети.
Рыболовство летом и звериный промысел зимою составляют главное занятие этого народа.
Рыбный промысел начинается весною, лишь только вскроется Уссури и по ней начинает идти сплошною массою перетертый лед, или так называемая шуга, от которой рыба прячется по заливам. Так как в это время вода бывает высока – следовательно, ловля неводом неудобна, то для этой цели гольды употребляют особую круглую сеть, устроенную таким образом, что она может смыкаться, если потянуть за прикрепленную к ней веревку. Бросив эту сеть на дно, рыбак тащит ее за собой, двигаясь потихоньку в лодке, и когда попавшаяся рыба начнет дергать, то он смыкает сеть и затем вытягивает свою добычу. Говорят, что при таком способе ловли можно в счастливый день поймать сотню и даже более крупных рыб.
Осенью, когда повторяется та же самая история, то есть перед замерзанием Уссури по ней идет шуга, ловля рыбы по заливам бывает несравненно прибыльнее, так как в это время вода всегда почти мала, следовательно, в дело можно употреблять невод. Иногда такие уловы бывают баснословно удачны и вместе с тем свидетельствуют о великом изобилии в Уссури всякой рыбы вообще.
Таким образом, осенью 1867 года в заливе возле станицы Нижненикольской за одну тоню неводом в 90 сажен длины было поймано 28 тысяч рыб, более всего белой, сазанов и тайменей. Когда подвели к берегу крылья невода, который, нужно притом заметить, захватывал еще не весь залив, то не могли его вытащить и, оставив в таком положении, вычерпывали рыбу в течение двух дней. Если положить круглым числом по 20 рыб на пуд, что слишком уж много, то и тогда приблизительный вес всей этой рыбы был около 1400 пудов. Впрочем, это не единственный пример такой удачной ловли; несколько раз случалось на Уссури в прежние годы, что за одну тоню вытаскивали 7, 9 и даже 12 тысяч рыб.
Лишь только весною окончится ход льда и шуги, как вверх по Уссури идет для метания икры множество осетров и калуг, лов которых производится гольдами и немногими нашими казаками посредством так называемых снастей.
Каждая такая снасть состоит из длинной толстой веревки, к которой на расстоянии от 2 до 3 футов привязаны небольшие веревочки, длиною около аршина, с толстыми железными крючьями на свободных концах. К последнему приделаны поплавки из бересты, сосновой коры или чаще из пробки, там, где она растет.
К общей толстой веревке приделаны камни, для того чтобы она лежала на дне; концы же ее привязываются к толстым кольям, вбитым в берег или на дно реки.
Подобный снаряд ставится на местах, наиболее посещаемых рыбою.
Главная веревка лежит на дне; крючья же с поплавками поднимаются кверху на длину веревочек, за которые они привязаны.