— Хочешь поговорить об этом?
Он стал рассказывать мне о том, как собирается умереть. У него была так называемая стадия 4Б, то есть последняя. Он уже прошёл все возможные варианты терапии и решил, что хочет уйти сам, по собственному желанию, чтобы избежать сильных болей, сопровождающих последний этап течения болезни. Он собирался принять ЛСД, а затем смертельную дозу героина. Я сказал:
— Это звучит разумно. Только тебе надо всё очень тщательно спланировать и хорошенько подготовиться, чтобы наркотики не сорвали тебе крышу. Тебе нужно уже сейчас начать работать с ними, чтобы ты знал, как остаться в полном сознании, когда пробьет твой час. Он сказал:
— Я думаю, что сделаю это, когда уже стану слишком слабым, чтобы двигаться.
— Как хочешь, — ответил я, — это твоя смерть.
В этот момент он отошёл прикурить сигарету, и я заметил, что у него ужасно трясутся руки. Я подумал: «Ой-ой-ой, что же такое я делаю? Я его перепугал своими будничными разговорами о смерти. Вы только посмотрите на него!» Поэтому я на всякий случай спросил:
— Слушай, я тебя случайно не пугаю? Мне бы этого не хотелось.
Он ответил:
— Нет, вы не понимаете. Я пытаюсь найти в себе силы, чтобы умереть. Вы — первый человек из встреченных мною, кто не наложил в штаны от страха, когда разговор подошёл к этой теме. Вы даёте мне силу, которая сейчас так нужна. Я просто переполнен ею.
Мы разговаривали ещё долго. Мы даже сняли любительский фильм, в котором говорили о его приближающейся смерти. Его собственные волосы выпали из-за медикаментозной терапии, но он всегда носил длинный хипповый парик. Посреди фильма я попросил его снять парик в кадре; аудитория просто выпала в осадок.
Общение с этим парнем показало мне, насколько легко для любого из нас утонуть в привычных эмоциях, окружающих проблему смерти. Как-то раз мы вместе с ним ехали по Первому шоссе в Калифорнии. Если вы когда-нибудь по нему ездили, то наверняка знаете, что это очень узкая и извилистая дорога с высоченными склонами, обрывающимися прямо в океан. Я сидел за рулём, он раскинулся на пассажирском сиденье; мы любовались волнами и небом, наслаждаясь красотой дня. В какой-то момент мы остановились на заправке, и парень сказал мне: «А можно я сяду за руль — ведь это, наверное, моя последняя возможность». Я сказал: «Конечно». Он сел за руль, и мы снова выехали на шоссе. Когда впереди замаячил первый поворот, я вдруг осознал, что он слишком слаб, чтобы повернуть руль, и что впереди по курсу у нас обрыв. Поэтому я протянул руку и, делая вид, что это совершенно случайное движение, повернул рулевое колесо и вывел машину опять на дорогу. Потом нас понесло в другом направлении, и я снова очень буднично повернул руль.
Я сидел возле парня, исподтишка придерживая руль, когда до меня вдруг дошло, что прямо сейчас я изо всех сил пытаюсь отрицать происходящее. Его страх был так силён, а привязанность к мыслям о том, что он всё ещё тот, кем был всю жизнь, так глубока, что он просто не мог осознать, кем он на самом деле является — человеком, который слишком слаб, чтобы вести машину. И в ту же самую игру играл я! Я совершил элементарную ошибку — стал играть по старым правилам. Поэтому я сказал ему: «Эй, знаешь что? Мы тут с тобой играем в одну игру, притворяясь, будто ты всё ещё в состоянии водить машину. На самом деле тебе сейчас надо лежать и кайфовать, а мне — катать тебя по окрестностям. Мы можем просто наслаждаться настоящим, вместо того чтобы цепляться за то, как оно было раньше».
Я рассказал ему историю из книги «Плоть и кости дзэн» про человека и землянику[112]. Помните её? За человеком гнался тигр, и, чтобы спастись, он решил спуститься с обрыва. Подойдя к краю, он глянул вниз и увидел ещё одного тигра, который кружил внизу. Он оказался на самом краю пропасти, тигр шёл за ним по пятам, и тигр поджидал внизу. И вот висит он там, цепляясь за скалу, между двумя тиграми, и вдруг видит, что прямо перед ним из голого камня растёт кустик земляники, а на нём — единственная спелая, красная ягода. Человек сорвал губами эту ягоду и съел её. Последняя строчка притчи была такая: «И какой же сладкой она была!» Так что я сказал парню: «Наслаждайся своей земляникой сейчас!»
Вся эта история показала мне, сколь соблазнительны привычные игры и как легко снова скатиться в отрицание, когда мы имеем дело с приближающимся к смерти человеком. Элизабет Кюблер-Росс[113] выводит отрицание как первую из пяти стадий умирания, и это действительно первая и самая непосредственная реакция. Смерть настолько несовместима с нашим привычным представлением о себе, что мы просто отрицаем саму её возможность. Скажите кому-нибудь, что он умирает, и первое, что вы услышите в ответ: «Нет, только не я. Это неправильный диагноз!» После отрицания приходит гнев: «Кто это со мной сделал?»
113