— Большинство йогов побоялись бы принимать такое лекарство, — сказал он. — Такие вещи раньше были известны в долине Кулу, но знание о них потеряно. Никто больше ничего о них не знает.
Позже я спросил его: «Махарадж-джи, можно ли принимать такие вещества?» На это он ответил: «Если ты находишься в каком-нибудь прохладном месте и в душе у тебя мир, если ты один и обращён мыслями к Богу, это может быть полезно. Они позволят тебе поклониться Христу и поздороваться с ним за руку. (Он имел в виду возвращение домой, в царство Духа.) Но ты останешься там всего на два часа, а потом тебе всё равно придётся уйти. Лучше стать Христом, чем ходить здороваться с ним, но этого твоё лекарство сделать не может. Оно не приведёт тебя к полному самадхи».
Но это вовсе не значит, что оно бесполезно. Махарадж-джи сказал: «Такой опыт может быть очень полезен. Даже короткий визит к святому человеку значительно укрепляет веру. Но всё же любовь — гораздо более могущественное лекарство, чем твоё ЛСД».
(Однажды я рассказал одному из индийских учеников Махарадж-джи о том, как давал ему кислоту. «Это ещё цветочки», — возразил он мне и рассказал, как пару лет назад к Махарадж-джи пришёл один садху. В Индии некоторые садху принимают мышьяк в рамках практики бхакти-йоги. Они принимают его в микроскопических дозах, в которых он не ведёт к летальному исходу, а действует как психоделик. У садху с собой был запас мышьяка года на два, которого бы хватило, чтобы извести десять человек.
— Ну и где твой мышьяк? — сказал Махарадж-джи садху.
— Но, Махарадж-джи, у меня нет никакого мышьяка, вы ошибаетесь, — возразил ему садху.
— А ну-ка давай сюда мышьяк, — строго сказал ему Махарадж-джи.
Садху полез к себе в дхоти и извлёк пакет. Махарадж-джи открыл его и проглотил всё содержимое. Все вокруг начали плакать и рвать на себе волосы… но ничего не случилось.)
Первый раз, когда я принимал ЛСД после возвращения из Индии, я был в мотеле в Салинасе, штат Канзас. Это было прохладное место, в душе у меня царил мир, я был один и обращён мыслями к Богу. Условия были подходящими.
Я начал с форменной мелодрамы класса «В» — то есть впал в панику. Это называется «Оурное путешествие». Мне оставалось только помчаться голышом в офис управляющего мотеля и заявить ему: «Вы должны мне помочь — я умираю!» Потянувшись к дверной ручке, я вдруг понял, что собираюсь сделать. Я увидел себя, бегущего в офис, и сидящего там менеджера и посмотрел на себя его глазами: лысеющий голый мужик средних лет, который мчится из комнаты 125, вопя: «Помогите, умираю!» Потом я увидел полицию, скорую психиатрическую помощь, транквилизаторы и всё, что последует потом. «Должен быть выход получше», — сказал я себе.
Я отошёл от двери, сел на кровать и подумал: «Можно ли как-нибудь избежать смерти?» Тут я понял, что ответ на этот вопрос всё равно будет отрицательный — смерти избежать нельзя. Быть может, её придётся подождать лет эдак сорок, но она всё равно придёт. Я по-настоящему осознал и глубоко прочувствовал неизбежность смерти: раз уж я кого-то собой представляю, то этот кто-то непременно должен умереть.
Так что я перестал беспокоиться и сказал Махарадж-джи (который всегда со мной): «Раз уж этого всё равно нельзя избежать, пусть оно случится сейчас. Я готов — я хочу умереть». Я простёрся перед телевизором, прилепил изображение Махарадж-джи прямо в середине экрана, так что все видимые на нём образы как бы исходили у него из головы, и приготовился умереть.
В последовавшей за этим сессии я получил даршан[102] Махарадж-джи. Он проявился именно так, как о том написано в одиннадцатой главе Бхагавадгиты, и комнату заполнила собой Вселенная. Махарадж-джи погружался во всех живых существ и вбирал их в себя снова. Он сидел у меня на кровати в комнате мотеля и смеялся, а Вселенная втекала в него и вытекала обратно.
Потом было пустое пространство — мгновение, в котором не было ни мыслей, ни восприятия.
Первой пришедшей мне в голову после этого мгновения пустоты мыслью была: «О! Теперь можно стать всем, чем мне только захочется!» И с этой мыслью я снова начал обретать воплощение. Моя карма подарила мне это краткое безмыслие, прежде чем моё «я» снова заявило о своих правах. У меня был даршан Христа, но Христом я не стал.
Когда я вернулся, то был гораздо свободнее, чем раньше.
Довольно долгое время психоделики были главной темой нашего культурного контекста. Полагаю, они во многом определяют наше мировоззрение, потому что для многих из нас они были ключевым элементом пути. В процессе моего собственного пробуждения они сыграли очень важную роль, и я хочу отдать им должное как проводникам в царство духа.
102