По-видимому, необычайный успех «лекции о нуле» навел Одоевского на мысль об основании специального общества любомудрия. Общество организовалось, было оно тайным и предназначено было для обсуждения и развития дерзких идей германских философов. Тайным общество было не только из-за романтических настроений молодых членов общества (им всем было около двадцати). Во-первых, создание всяких новых обществ было запрещено специальным указом в 1822 году, а во-вторых, само слово «философ» вызывало тогда нежелательные ассоциации с французской философией, предтечей грозной революции. Отсюда, кстати, и само слово «любомудрие», заменившее слово «философия», точным переводом которого оно является.
Явным органом тайного общества любомудрия должна была стать «Мнемозина».
Замысел и самый тип издания, как это признал на страницах альманаха сам Одоевский, шел от некоторых германских журналов того времени, издаваемых Гегелем, Шеллингом, но прежде всего — от океновского «Изиса». Альманах выходил в 1824–1825 годах, всего было четыре выпуска-части, в нем печатались А. С. Пушкин (знаменитое «К морю»), Е. А. Баратынский, П. А. Вяземский, В. К. Кюхельбекер, его страницы наводнялись всеми жанрами — от путевых заметок и искусствоведческих экскурсов до повестей, трагедий, стихотворений.
Сильными сторонами альманаха были ясная тираноборческая позиция, стремление к научному эстетическому анализу, организующая роль научного мировоззрения.
Не мог, конечно, Одоевский не предоставить страниц «Мнемозины» и любимому своему учителю по университетскому пансиону профессору М. Г. Павлову, который привез первый в Россию учение Окена.
В последнем, IV томе альманаха Павлов выступил с весьма глубокой и важной статьей «О способах исследования природы». На этой статье можно проиллюстрировать то, как прививались и какие своеобразные плоды на русской почве давали лучшие достижения западной естественной философии.
Во-первых, самый факт обращения русских передовых ученых именно к трудам Окена… Ведь на Западе Окен вовсе не владел безраздельно умами, над его чудачествами, политическими выходками и странноватой афористичной манерой изложения порой потешались. Его начинали забывать уже при жизни (на что он жаловался Погодину при их нечаянной встрече), и многие его открытия потом переоткрывались заново, как ежели бы первооткрывателя не существовало.
Чем же привлекала передовых людей, вольнодумцев того времени натурфилософия Окена? Ответ на этот вопрос содержится, по-видимому, в некоторых высказываниях Энгельса.
«Окен — первый, принявший в Германии теорию развития…»[22] Идеи развития… Нетрудно представить себе, что за эту сторону океновских идей не могли не ухватиться все, кто хотел видеть мир меняющимся и обновленным. Ведь учения Дарвина, без которого трудно представить себе сегодняшний мир, еще просто не существовало.
Во-вторых, русские натуралисты отнеслись к работам Окена очень серьезно; больше того, они делали попытки пойти дальше Окена, неприметно очистив его учение от устаревших и излишне экстравагантных формулировок. И вот в «Мнемозине» 1824 года, пожалуй, впервые в истории профессор Павлов внятно и четко формулирует: «Основа тел органических есть клетчатая плева».
Ясно видно, что это высказывание идет от океновского понимания живого организма как скопления клеток-инфузорий, и вместе с тем насколько ближе к современности формулировка Павлова!
С необычайной решительностью и внятностью поддержал Павлов идею Окена о зарождении как процессе образования нового. «В семени не содержится, как некоторые даже и теперь думают, — писал в „Мнемозине“ профессор Павлов, — целое растение вещественно; по их мнению, рост растения есть только развитие того, что в малом виде находится в зародыше. Заблуждение!» Напомним, что это заблуждение все еще разделяли такие авторитеты, как Кювье и Гегель.
И тут же Павлов, несмотря на свое внешнее предрасположение к чистому умозрению, приводит ряд точных микроскопических наблюдений за развитием семени, подтверждающих образование нового качества после оплодотворения.
Но как же обеспечивается наследственность, заданность форм, если в яйце и семени нет готовых организмов?
«В семени каждого растения содержится форма всех последующих племен его рода, — пишет дальше Павлов, — но не вещественно, а идеально…»
Здесь материалист прошлого столетия, возможно, с негодованием отбросил бы в сторону статью Павлова, не читая более: идеализм. Но нам стоит проявить терпение и дочитать до конца.