Неизвестно, попадалась ли этому знатоку и любителю живописи репродукция с картины русского художника Верещагина «Апофеоз войны». Но похоже, что примериваясь к посмертной славе, он всё больше уверялся в том, что самыми долговечными оказываются пирамиды не из камня, а из человеческих черепов.
Большой скачок в борьбе с воробьями
Лена Дин-Савва имела право считать своё рождение в Москве 1937 года счастливой случайностью. Её родители, китайские коммунисты, учившиеся в Университете для трудящихся Востока, не планировали заводить ребёнка. Они рвались на родину, сражаться в рядах армии Мао Цзедуна и уже подали необходимые документы в больницу, чтобы избавиться от досадной помехи. Но вмешались исторические события, которые были вне их контроля.
Дело в том, что в СССР в 1936 году готовилась к публикации очередная перепись населения. К изумлению и огорчению «кремлевского горца», цифры её показали, что под его «гениальным» руководством число граждан страны сильно уменьшилось. Он решил принять срочные меры. Во-первых, приказал расстрелять «вредителей», проводивших «неправильную» перепись и подготовить новую, исправленную, которая и была опубликована только в 1939 году. Во-вторых, издал указ, запрещающий аборты. Поэтому родители Лены, придумывая имя для новорождённой девочки, включили в него слова «Син-Лин», что в переводе на русский означает «Новый указ».[548]
Лена росла в России, в интернате для детей иностранных коммунистов. С матерью она впервые встретилась тринадцатилетней, когда приехала вместе с другими детдомовцами в Китай. Родным языком для неё был русский, жизнь в новой стране одновременно манила и пугала. Может быть, поэтому её взгляд на происходившее в Китае остался непредвзятым, несмотря на все усилия политической индокринации, которой подвергали «репатриантов». В конце концов, ей удалось эмигрировать в США, где она написала и опубликовала книгу воспоминаний об эпохе «Большого скачка» и «Культурной революции», на которую я буду часто ссылаться.
В середине 1950-х в Китае шёл процесс объединения крестьян в коммуны. Он протекал с применением тех же методов, какие использовались в СССР при коллективизации. Упиравшихся и отказывавшихся могли избить, выгнать из дома на мороз, лишить запасов, сделанных на зиму. В некоторых областях деревенские дома разрушали и из их обломков строили бараки, в которые переселяли семьи новых «коммунаров».[549] Ради выполнения непосильных государственных поставок зерна деревенским жителям приходилось сокращать усилия по заготовке кормов, и это привело к беспрецедентному падежу скота. Дойдя до отчаяния, люди пытались убежать в город, но на все перемещения был наложен строгий запрет. Даже на поездку в соседнее село требовалось разрешение местной администрации. Участились случаи самоубийств.[550]
Похоже, что в голове Мао Цзедуна и других коммунистических лидеров глубоко укоренилась вера в то, что правильная мобилизация больших народных масс может делать чудеса. Решено было отправлять большие трудовые отряды горожан в сельские районы. Лена Дин, будучи студенткой, попала в один из таких отрядов. Их труд сводился к переноске огромных количеств земли без ясно поставленной цели. Под тяжестью коромысла с двумя корзинами грунта непривычные молодые люди за день изматывались так, что с трудом могли заставить себя подняться наутро. Раз в два дня приезжал грузовик и увозил совсем обессилевших обратно в город.[551]
«Это называлось трудовой закалкой, — вспоминает Лена. — Ещё мы участвовали в строительстве хранилищ для капусты. Нужно было спешить, чтобы убрать урожай с полей до заморозков. Опытные крестьяне пытались объяснять нашим руководителям, что капусту нельзя сваливать в кучи, потому что кочаны раздавят друг друга и начнут гнить. Но поставленные партией бригадиры требовали только быстрых темпов уборки и не хотели слушать никаких советов. Через две-три недели из хранилищ пошла такая вонь, что нельзя было нормально дышать. Гнилую капусту пришлось выгружать из хранилищ и вывозить в поля в виде удобрений. Крестьяне со слезами на глазах смотрели на такое безумство».[552]
Транспортировка и хранение сельскохозяйственной продукции оставались чёрной дырой в экономике любой коммунистической страны. Эти два процесса не вписывались в марксову схему производства, их нельза было спланировать и контролировать, поэтому тонны продовольствия гибли, не преодолев путь от поля до кастрюли хозяйки. Молоко, ждущее перевозки в неохлаждённых помещениях, скисало, консервные заводики не справлялись с урожаем помидоров, и они растекались красными лужами под колёсами стоящих в очереди грузовиков, зерновые не удавалось вовремя перевезти от молотилки до мельницы. Аналогичные проблемы существовали и в СССР. Вспоминаю овощехранилища в Москве 1970-х, куда нас по весне посылали выгребать сгнивший за зиму картофель.
549
Salisbury, Harrison E.