Эта тактика использовалась позже и в преступном мире США. Так, Джек Руби, когда ему нужно было в 1959 году несколько раз посетить революционную Кубу с целью выкупа и вызволения мафиозных боссов, арестованных там, притворился добровольным осведомителем. Так же поступил и Ли Харви Освальд в Далласе летом 1963 года, и получал от местного отделения ФБР по 200 долларов в месяц.[142]
Что же касается Сталина, мы вправе допустить, что в какие-то моменты он вёл игру с Охранным отделением. Но то, что игра эта была разоблачена, показывает жестокая ссылка в Туруханский край (1914), в которой будущий вождь народов чуть не умер и просидел вплоть до Февральской революции 1917 года.
Первая встреча Сталина с Лениным произошла в декабре 1905 года, во время конференции социал-демократов, состоявшейся в финском городе Таммерфорсе. Несмотря на преклонение перед статьями партийного лидера, Сталин позволял себе по некоторым пунктам возражать тому, кого он называл «горный орёл». Острая дискуссия разгорелась по вопросу: принимать ли участие в выборах в открывшуюся Думу или игнорировать их? Ленин был за участие, Сталин — против. После долгих споров Ленин уступил и даже предложил Сталину написать соответствующую резолюцию по данному вопросу.[143]
Однако в остальном солидарность двух большевистских лидеров оставалась ненарушимой. Они оба были убеждены, что не массы рабочих и крестьян могут произвести революцию, а только сплочённая группа конспираторов-профессионалов, подчиняющаяся железной военной дисциплине. В верхнем эшелоне этой группы не должно было быть места настоящим рабочим — они слишком легко подчинялись минутным эмоциям, угрозам властей, соблазну подкупа, влиянию семьи.[144] Революция требовала человека целиком — только так у неё был шанс на победу.
Самый большой конгресс партии социал-демократов произошёл в Лондоне в мае 1907 года. На нём присутствовало 92 большевика, 85 меньшевиков, 54 члена еврейского Бунда, 45 польско-литовских социалистов — всего более 300 делегатов. Журналисты дежурили у входа в здание, делали фотоснимки. Газета «Дэйли Миррор» вышла с крупным заголовком: «История творится в Лондоне». Открыл конгресс лидер российских марксистов Плеханов.[145]
Споры разгорались по многим вопросам, страсти кипели и в перерывах между заседаниями. Благодаря усилиям Ленина, его однопартийцам удалось завоевать большинство в Центральном Комитете. Однако, вопреки его возражениям, Конгресс категорически запретил ограбления, ибо это бросало тень на репутацию социал-демократов. Нарушителям грозило исключение из партии.[146]
Могли ли смириться с этим убеждённые конспираторы? Каким образом добывать деньги на святое дело революции? Пожертвования богачей вроде Саввы Морозова и Виктора Тихомирова, сборы средств, проводимые Максимом Горьким, были явно недостаточны. Ленин и Сталин сошлись на том, что подчиняться этому запрету настоящий революционер не должен. Какое великое дело можно совершить, если под ним «не струится кровь»?
Против итальянских богатеев и попов
Бунтовать против начальства и наставников Муссолини начал уже в школьные годы. Его одноклассники вспоминали эпизод, когда он устроил «хлебный протест». В столовой ученикам давали такой заплесневевший и засохший хлеб, что об него можно было сломать зубы. «Вы обращаетесь с нами хуже, чем с нищими в приюте», заявил в лицо ректору юный борец за справедливость. Куски хлеба замелькали в воздухе. «Нет! — Бенито властно поднял руку. — Швыряться хлебом значит оскорблять еду бедняков». Дело было передано на рассмотрение городскому совету, и тот принял сторону протестующих.[147]
В те же годы он делал первые шаги на поле революционной пропаганды. Собрав в коровьем хлеве окрестных крестьян, читал им вслух роман Гюго «Отверженные». Судьба беглого каторжника Жана Вальжана, геройство маленького Гавроша, бои на баррикадах в революционном Париже проникали в души его слушателей глубже, чем политические памфлеты и листовки.[148]
В публичных выступлениях он быстро овладевал эффектными театральными приёмами и пускал их в дело при самых неожиданных обстоятельствах. Однажды в Лозанне ему довелось принять участие в религиозном диспуте. Встав перед своим оппонентом, местным пастором, он извлёк из кармана часы и громко объявил: «Сейчас три с половиной часа пополудни. Если Бог существует, я даю Ему пять минут, чтобы поразить меня насмерть».[149] Естественно, Господь не справился с поставленной Ему задачей и был посрамлён.
147
Collier, Richard.
148