Часовой оказался понятливым, согласно кивнув, он дал себя спеленать и заткнуть рот.
Рошфор вошел в комнату и остолбенел от неожиданности: рядом с кроватью, на которой спала мадемуазель Фаржи, сидела в кресле монахиня гвардейского роста. Увидев мужчину в маске, она вскочила, но разглядев в полумраке комнаты, освещаемой лишь крохотной масляной лампой, чудовищного урода, потеряла дар речи. Портос успел подскочить и зажать ей рот своей дланью. Гримо, уже показавший свое мастерство, успешно справился и на этот раз.
Фаржи проснулась и в ужасе смотрела на монстров, окруживших ее кровать. Наконец, Рошфор догадался и приподнял свою маску, показывая лицо.
Мадемуазель ахнула и всхлипывая зашептала:
— Я знала… я надеялась… Ты не бросил меня… Боже, о Боже…
Рошфор приложил палец к губам, и Фаржи испуганно умолкла. Портос бесцеремонно взвалил ее на плечи и вслед за Атосом покинул спальню.
Еще через сорок минут спасители, никем не замеченные, вернулись в дом Рошфора.
Глава 11
На следующий день, когда д'Артаньян явился в Лувр, его поразила удивительная тишина во внутренних покоях, обычно наполненных щебетанием придворных дам, звонкими шагами кавалеров в туфлях на высоких каблуках, топотом гвардейцев и швейцарцев и утренней перебранкой двух любимых попугаев королевы, которых она привезла из Испании и очень ими дорожила.
Пройдя по анфиладе залов и комнат от королевской половины до половины Анны, лейтенант встретил одну из фрейлин королевы, мадемуазель де Санлис, и с самым невинным видом спросил ее:
— Отчего во дворце такая торжественная тишина, мадемуазель?
— Это скорее печальная тишина, нежели торжественная, лейтенант.
— Да? Разве что-нибудь случилось? — изобразил недоумение мушкетер.
— Неужели вы не знаете, лейтенант?
— Дежурил другой взвод, мадемуазель, и я, с вашего разрешения, позволил себе…
— Ах, шалунишка, — погрозила ему пальчиком де Санлис. — Кто же ваша жертва на сей раз?
— Мадемуазель, я не успел договорить. Я позволил себе воздать должное Бахусу.
— И, конечно, с вашими друзьями?
— О, нет, к сожалению… Арамиса одолело благочестие, и он ночевал в монастыре, Атос же изучал Плутарха.
Это была почти правда — разве не от Плутарха они оторвали его, когда нагрянули к нему с Рошфором!
— О-оо… — только и сказала Санлис.
— Но вы не объяснили мне, что происходит во дворце.
— Сбежала мадемуазель де Фаржи! — таинственно, чуть округлив глаза, гордясь своей осведомленностью, громким шепотом произнесла де Санлис.
— Возможно, это просто слухи?
— Нет, лейтенант! Ее похитили! Или помогли бежать. Словом, ее нет.
— Странно, — подлил масла в огонь д'Артаньян. — Ее должны были охранять.
— Охрану обнаружили связанной и оглушенной, — продолжала информировать мушкетера де Санлис.
— Какой позор… — сокрушенно заметил д'Артаньян.
— Любимчик кардинала де Рошфор рыщет по всем дорогам вокруг Парижа в поисках беглянки, кардинал вне себя от злости, а королева вне себя от радости.
— А что же король?
— Король мирно спит, ему никто не рискнул доложить.
Но закончить беседу с лейтенантом так просто мадемуазель де Санлис не могла, это было бы слишком пресно, лишено остроты, последнего укола и совсем не в ее характере. Поэтому она многозначительно добавила:
— В любом случае нашему королю необходимо выспаться — вчера он допоздна засиделся с мадемуазель де Отфор… Вы с ней знакомы, если не ошибаюсь? — и не дожидаясь ответа, глядя на смутившегося мушкетера, продолжала: — А ее тетушка, герцогиня ди Лима, умирала от скуки, пока эта парочка ворковала… — и только после этих слов Санлис упорхнула, послав д'Артаньяну воздушный поцелуй.
"Чтоб ее черти в ад затащили!" — мысленно выплеснул свою ярость на фрейлину лейтенант и ушел во внутренний двор.
День прошел без происшествий, и д'Артаньян уехал домой в надежде выспаться за прошлые бессонные ночи.
Но не тут-то было — около одиннадцати вечера его разбудил Планше и доложил, что пришел Портос.
— Мой друг! — громогласно обратился он к лейтенанту, не обращая внимания, что тот лежит в постели и едва продирает глаза, — Мой друг, да будет вам известно: кардинал зол, как тысяча чертей! — и пояснил шепотом, — с нашей помощью, ха-ха! Он так разъярился из-за побега, что просто потерял голову — она ведь как в воду канула, ха-ха!
— Боже мой, Портос, и ради этого вы разбудили меня!
— Извините, я очень взволнован и возмущен, мне трудно говорить. Если вы потерпите пару минут, я вновь обрету свое обычное красноречие, и вы все поймете и, надеюсь, простите меня. — Портос присел на край кровати и, постепенно успокаиваясь, начал свой рассказ: — Сегодня у меня был очередной "тетушкин день".[13]
13
Читатели "Трех мушкетеров" А. Дюма помнят, что раз в неделю Портос обедал у своей любовницы, жены престарелого прокурора мессира Кокнара, которая выдавала Портоса за своего племянника.