Вереница рабов плелась очень медленно. Морайна привела всего три неполных десятка, что, тем не менее, считалось значимым вкладом в общее дело. Ей никогда не доставляло удовольствия распоряжаться чужими жизнями, даже тех, кто не считался за личность в Зоркундлат. Что-то чуждое, инородное, постыдное казалось девушке в том, что один распоряжается судьбой другого, как собственной вещью. Однако времена диктуют нравы и обычаи, а мависи не могла уронить достоинства памяти своего отважного предка и вынуждена была вести себя, как подобает верному клыку великой стаи. Большинство из рабов, что привела она, были пойманы или выиграны Шабором, и лишь пятерых из невольников она добыла сама.
На входе в цитадель творился форменный кавардак. Из-за несоизмеримого размерам ворот наплыва верноподданных южан стража не справлялась с пропускным контролем. Усиленные меры безопасности из-за возросшей военной угрозы привели к тому, что досматривали даже рабов, и продвижение на вход в Муткарг порой и вовсе останавливалось. Палящий зной, облака пыли, запахи немытых тел и нечистот сплетались в поистине ужасающей смеси ненависти и отчаяния, царящих в воздухе и головах мерно идущих колонн.
Морайна не знала, догадывались ли идущие в цепях смертники, какая судьба им уготована. Наверное, догадывались. Именно поэтому она и наняла этого идиота Мекона для конвоирования товара. Нет, она не боялась, что обезумевшие от страха рабы решат бежать, нападут и расправятся с ней. В свои годы, даже при ее тщедушной комплекции юной вендази, Морайна могла за себя постоять. Брат хорошо ее обучил, а жизнь в стае всегда закаляла, даже тех, кто был равнее прочих равных и, как они, был мависи. Тем не менее ей было чуждо насилие всегда и в особенности сейчас. И хотя с момента, как забрали Шабора, у нее случались приступы ярости и агрессии, она старалась минимизировать то зло, что способна была причинить другим. Хрупкая и наивная девушка пропала без вести, уступив место мависи, которая собиралась совершить такое, что и не снилось даже тальгедам.
Когда подошла очередь ее каравана на прохождение досмотра, солнце уже скрылось за горизонт, и базальтовые стены цитадели вспыхнули светом сотен факелов и жаровен.
– Имя, род, – пробасил из-под глухого шлема мурхун, сжимавший в руках тяжелую алебарду.
– Морайна Анарет Шандайла, – игриво подмигнув, прошептала девушка, проведя пальцем по отполированному нагруднику стража. – Можно мне и моим подаркам великому сайеру уже пройти внутрь? Я очень застоялась на этой жаре и хочу наконец расслабиться!
– Мы бы тоже не прочь поразмяться и отдохнуть, мависи! – подал голос второй страж, почуяв, что разговор может привести к интересному финалу. – Но служба есть служба. Сколько рабов вы привели?
– Двадцать семь голов. Все для великого сайера и стаи! – девушка чуть наигранно выхватила из-за пояса тонкую рапиру, и отписав в воздухе крученый вензель, вонзила лезвие между камней брусчатки, склонив голову.
– Ладно, давай, проводи их, только не быстро, – пробасил первый страж, посмеиваясь.
Морайна вновь одарила его ослепительной улыбкой и, кокетливо подмигнув, обернувшись, скомандовала:
– Сибижа, толкай сюда этих обезьян!
– Меня зовут Мекона, – зло прошипел погонщик, но повиновался, подхватив за свободный конец цепи, сковывавшей рабов.
– Какая нам-то разница? – рассмеялась Морайна, подмигнув стражникам.
Те поддержали ее дружным гоготом и принялись к осмотру весьма бегло и формально. Когда последний из рабов переступил врата цитадели, Морайна вынула из седельной сумки два небольших, но тяжелых кошелька.
– Для нашей доблестной стражи от дочери пустыни! – промурлыкала она, подкинув кошельки в воздух.
Стражи проворно подхватили столь ожидаемые подарки и довольно отсалютовали девушке вслед, посмеиваясь между собой о богатой недотепе.
Узкие коридоры Муткарга встретили дочь пустыни столь оживленным движением, какое раньше можно было увидеть здесь только днем. Создавалось впечатление, что в городе вообще отменили ночь и сейчас был обычный, просто очень хмурый и отчего-то не солнечный день. На площади Рока народу было еще больше, чем на улицах. Морайна насчитала пять трибун, с которых наперебой друг с другом визжали глашатаи.
– Нам бросили вызов, и мы должны его принять! – кричал зычным басом пожилой вендази в расшитом золотом камзоле с вкраплениями из стальных пластин.
– Незаконченные дела всегда приходится начинать сначала! – поддакивал ему другой, потрясая кулаками.
– Каждый раб, каждый золотой, каждый меч послужат великому сайеру, который поведет нас к победе! – вторил первым двум пожилой мурхун в кожаной безрукавке в цветах Тижановых камнеедов.[39]
39
Тижановые камнееды – клан мурхунов из устья реки Тижан, что на западе Акальской равнины. Камнееды первые и единственные начали практиковать измененный друидизм, основанный на связях природы с неживой материей – камнем. Такая радикальная смесь двух школ фактически чуть не привела к религиозной войне между кланами мурхунов.