Сатана и проблема предшествования
В книге «Философия Традиционализма» я говорил о «сатане и проблеме предшествования»[3]. Прежние формы сакральности, предшествующие новым формам, даже в эпоху Традиции (премодерн) как правило «демонизируются», отправляются в «ад», превращаются в злых духов и ложных богов. Предыдущие структуры сакральности, отмененные новыми формами, как правило, зачисляются во владения «сатаны». Сатана – собирательная фигура «расчлененного сакрального».
В постмодерне сакральное всплывает именно в таком качестве – как нечто расчлененное, остаточное, разрозненное и никак не способное заново собраться. Как демоны изображаются в традиционной иконографии в виде монстров, искаженных существ, в которых перемешены звериные, человеческие и механические черты, где все пропорции и детали искажены и обезображены, так и язык Традиции появляется в постмодерне из сферы бессознательного именно в этой демонической стилистике, как сатанизм. То, что предшествовало модерну, исказилось в погребе Нового времени и поднимается сейчас из черных подвалов с обезображенными чертами.
По сути как пародия и симулякр, не как Традиция, но как «обезьяна Традиции» (ведь говорят, что «сатана есть обезьяна Бога»).
Словарь постмодерна
Традиционализм системно и методично показывает, как меняется язык при переходе от премодерна к модерну[4]. Все концепции, имена, вещи, пропорции становятся качественно иными. В ходе этого процесса язык модерна заменяет собой язык Традиции, и постепенно становится вездесущей и тотальной парадигмой, предопределяющей любой дискурс – от самого философского и изысканного, до самого рудиментарного и бытового. В словаре модерна все позиции качественно отличаются от словаря Традиции. Основные понятия и систему их соответствий в обоих словарях мы тщательно рассмотрели в «Философии традиционализма»[5]. Парадигмальный сдвиг в соответствующих языках достаточно полно описан и в моих книгах и в традиционалистской литературе в целом.
В постмодерне мы сталкиваемся с еще одним сдвигом, который подводит нас к образованию нового словаря – словаря постмодерна. Речь идет не только о неологизмах, появившихся в ходе описания процессов постмодерна в философской лексике, но – и это намного важнее – о фундаментальном изменении смыслов, вкладываемых в самые обычные слова и понятия, которые еще вчера мы с полной уверенностью произносили и истолковывали в системе координат модерна. Ни одно привычное понятие в постсовременности не означает того же, что оно означало в период модерна. Практически к любому из них для корректного использования следует отныне прибавлять приставку – «пост-». Это своего рода индексация новой эпохи, нормативное требование к переводу, без которого коммуникация будет отныне невозможна. Строго говоря, даже простейшие понятия – такие как «все», «реальность», «слово» и т.д. – отныне нуждаются в коррекции. В постмодерне нет «всего», есть только «пост-все»; нет «реальности» -- есть «пост-реальность»; нет «слово» -- есть «пост-слово» и так далее.
Пост-наука
Несколько примеров. В постмодерне некорректно говорить о науке. Наука, как ее понимал модерн – в духе позитивизма и постпозитивизма – закончилась[6]. Вместо нее отныне существует «пост-наука», совмещающая на междисциплинарной основе подходы ранее несовместимые– научная методология соседствует с психологией глубин, рациональные методики с иррациональными, лабораторные опыты с креативным эстетическим дизайном. Наука в эпоху модерна рассматривала организмы как усложненные механизмы (Декарт, Ламетри и т.д.). Пост-наука теоретически и практически уравнивает механизм с организмом, отказываясь проводить разграничительную черту между ними. Так возникает теория киборга, синтеза человека и машины. Компьютеры стараются симулировать живые формы (от механизма к организму), а люди ищут способа интегрировать машинные возможности в свои организмы – отсюда культ допинга в спорте, эксперименты по вживлению в человеческое тело сенсоров, датчиков и микрочипов, клонирование и генная инженерия.
Наука изобретала механизмы, пост-наука – пост-механизмы, нечто среднее между механизмами и организмами, между живым и неживым. Эта область между одушевленным и неодушевленным -- в центре внимании науки постмодерна. С одной стороны, мы возвращаемся здесь к идее премодерна о пан-витализме (или «гилозоизме» аббата Телезио), т.е. о наличии живых энергий («душ») в каждой материальной вещи; это шаг в сторону Традиции. Но с другой стороны, характер обращения с вещами и предметами, стремление искусственно вмешаться в природные процессы и утилитарно и коммерчески использовать это вмешательство отражают типично позитивистский и сугубо современный подход.
5
Cм. А.Г.Дугин «Философия традиционализма», указ. соч., а также Jean-Marc Vivenza - «Le Dictionnaire de Rene », Paris, 2002)